кураев о крещении руси
Князь Владимир своим выбором спас Европу
Диакон Андрей Кураев: парадокс крещения Руси: скорее, князь Владимир навязал свой выбор Византии, которая сама не знала, что делать с этим подарком судьбы, да и не заметила этот подарок: ни одна византийская летопись, ни один византийский хронист X-XI веков не заметил крещения Киевской Руси. Даже в XII веке можно встретить такие византийские хроники, где при перечислении врагов Византийской империи и врагов имени Христового по привычке перечисляются и славяне.
Равноапостольный князь Владимир
Внимание тех, кто говорит о том, что это был насильственный акт, который оторвал народ от его исконных арийских языческих корней, я бы хотел обратить на следующее обстоятельство. Во-первых, Киевская Русь не была полицейским государством, а некоторые историки полагают, что это было протогосударственное образование, а не государство с той точки зрения, что в нем еще не было повсеместно присутствующего аппарата государственного понуждения. Там иные были способы принятия решений и их реализации. По большому счету, если говорить о Великороссии, то государство до конца, пожалуй, достроил Петр I в XVIII веке, когда сверху от императорского дворца донизу, до каждой волости доросли инструменты управления и контроля. Так вот, Киевская Русь точно не была регулярно-полицейским государством. Плюс к этому я не помню, чтобы у нее была какая-то полицейская стража по границам. И сержанты Карацупы с овчарками не сторожили границы Киевской Руси. И это означает, что тот человек, который не был бы согласен с выбором веры, который от имени народа и вместе с народом совершил князь Владимир, этот человек мог спокойно уйти. Было бы куда уходить. Рядышком те же самые литовцы, тогда совершенно братский народ, которые еще 300 лет сохраняли язычество. Потом венгры, которые сегодня кичатся тем, что в Евросоюзе, но они гораздо позже Киевской Руси приняли христианство. Хочешь? Иди туда! Не говоря уже о Крыме, о дикой степи да и просто о Поволжье, на север, леса, где еще столетия потихонечку отстранялось христианство. Даже здесь, где-нибудь в пригородах Киева, можно было построить хуторок, найти деляночку, опушку и там вести привычный для себя уклад жизни без чужеземного якобы навязанного Бога по имени Иисус Христос.
Но мы не видим, чтобы после обращения Киева к христианской вере мощные потоки политической эмиграции захлестнули бы окрестные территории. Мы не видим убыли населения Киева и других крупнейших центров Киевской Руси. Мы не видим серьезных движений протеста.
Я понимаю, что мне могут напомнить: а как же Новгород, в котором якобы Добрыня крестил мечом, а Путята огнем? Ну, во-первых, Новгород Великий совсем в другом месте. Это не то, что сегодня называют Украиной. Во-вторых, это единственный прецедент. В-третьих, меня поражает готовность наших современников – преподавателей школ и университетов – казаться глупее, чем они есть, и понимать несомненную художественную идиому в качестве констатации факта. Ни Добрыня, ни Путята не могли крестить ни огнем, ни мечом, ни водою, ни духом просто по той причине, что они не были священниками. Они были полномочными представителями киевского князя в Новгороде Великом. При этом мы видим из сообщений «Повести временных лет», первое, что сделали восставшие новгородцы – разметали по бревнышку храм Ильи Пророка. Значит, он уже был в этом городе до этого якобы насильственного крещения Новгорода. Во-вторых, с чем было связано это восстание?
Еще раз говорю, Киевская Русь не была полицейским государством. Здесь было куда уйти от неприятной для тебя государственной власти или новой государственной религии. Или куда-нибудь на хуторок близ Диканьки, или же куда-то за почти несуществующую призрачную границу этого племенного союза. И это не происходило. Напротив, прирастало население и прирастала территория Киевской Руси. Поэтому вряд ли можно описывать те события в терминах привычных для нас – борьбы с тоталитарным режимом.
Читайте также по теме:
Святой Леонтий, епископ Ростовский проповедует язычникам Художник Евгений Моргун
Вспоминая о тех обстоятельствах крещения Руси, хотелось бы обратить внимание на одну страничку этой истории, к которой мало обращаются. Дело в том, что поступок и выбор князя Владимира положили основание каноническому существованию Русской Православной Церкви. Но присутствие христианской проповеди, Христова Слова здесь слышалось и раньше. И как это ни странно – это слово слышалось из уст ирландца. Потому что именно ирландские монахи в раннее средневековье были совершенно удивительными миссионерами. И они действительно доходили до берегов Днепра. Логика этих ирландских монахов-миссионеров была очень ясная, очень экстремистская. Они исходили из того, что «я монах». Если я монах, то я не должен иметь ничего своего здесь на земле. Я бы сказал это словами более поздними, словами Дон Кихота: «Не называй своим ничего, кроме своей души. Станет все то, что жалко терять, обузою на пути». У нас и сегодня, когда имя монахов упоминается в прессе, то его фамилию берут в скобки, в знак того, что этот монах вынес все внеличностное в себе за скобки своей новой жизни.
То есть то, что во мне определено социокультурным окружением, наследием, генетикой – вот это не мое, я теперь другой. А ирландские монахи вынесли за скобки не только свою малую семью, но и большую семью, потому что все эти ирландцы, шотландцы, пикты, они же жили кланами. И эти ирландские монахи сказали: «Нет, я не могу, отказавшись от маленькой семьи – от невесты или родителей, – я не могу не отказаться и от большой семьи». И они уходили. Плюс на это накладывалось и другое миссионерское соображение – аскетическое. Эти монахи считали, что одна из величайших радостей, которая может быть у человека, это радость родного языка. Радость слышания звуков и мелодики родной речи. И ирландские монахи сказали: «Если мы монахи, то как мы можем этим наслаждаться?» И они уходили за границу от родной речи, от привычных родных пейзажей. Плыли за моря. А за морем от Ирландии находится Европа. И вот они приплывали в Европу и шли к саксонским, германским, скандинавским королькам, к славянским князьям, и эти люди их слушали по той причине, что за ирландскими миссионерами не маячила никакая империя. Когда к этим варварским правителям приходили миссионерские посланцы из Рима или из Византии, то было понятно, что они посланцы не только от небесного царя, но и от земного, и согласие с ними будет иметь не только духовные, но и политические последствия. За проповедью латинского миссионера отчетливо просматривалась двойная тиара римского папы, то есть знак духовной власти, но и светской. И константинопольские посланцы учили о том, что нельзя иметь церковь и не иметь императора. Даже в XIV веке патриарх Антоний пишет московскому князю именно эти слова. Хотя у Константинополя не было и малейшей возможности управлять жизнью на Руси, «но тем не менее номинально вы должны признавать нашего императора своим патроном и владыкой».
Понятно, что этим новым народам, пополнявшим население Европы, эта идея не была по нраву. И вдруг приходят ирландские монахи и просто говорят о Христе, о вере, без политики. Их кушали время от времени, но все-таки и слушали. А потом приходили новые монахи, и их еще более внимательно слушали. И соглашались. И вот этого тоже сегодня забывать нельзя. Нельзя забывать и того, что крещение Руси – это событие общеевропейское.
И что, с другой стороны, крещение киевской Руси – это событие по своим последствиям также создало общеевропейское эхо правды. Опять же я с недоумением отмечаю: греки этого не заметили. Это парадокс, но ни одна византийская летопись, ни один византийский хронист X-XI веков не заметил крещения Киевской Руси. Даже в XII веке можно встретить такие византийские хроники, где при перечислении врагов Византийской империи и врагов имени Христового по привычке перечисляются и славяне.
Парадокс крещения Руси: скорее, князь Владимир навязал свой выбор Византии, которая сама не знала, что делать с этим подарком судьбы. Как Алексей Константинович Толстой писал в своей поэме: «Кошмар! Приехал князь креститься в Херсонес!» Такая замечательная поэма у него была, передающая паническое настроение греков по этому поводу.
И, тем не менее, пусть даже по началу это не было достойным образом осознано теми или иными современниками-хронистами, но по сути произошло важнейшее событие.
Но князь Владимир своим выбором спас Европу, и об этом тоже забывать нельзя. Размышляя об этом, я бы хотел, чтобы мы смотрели не только назад, но и вверх, прежде всего вверх, к небу. На то небо, ради которого князь Владимир сделал свой выбор. У свердловской рок-группы «ЧайФ» есть замечательные строки: «Хочется раздеться, в небо окунуться». Вот я просто не знаю лучшей формулы крещения. Вот когда-то эта тоска по небу коснулась души князя Владимира. Мне бы хотелось, чтобы сегодня тоска по человечности, тоска по чистоте, тоска о том, чтобы стать на ступеньку выше самого себя сегодняшнего, чтобы такая тоска посещала как можно больше людей. Мы попробуем помочь в пробуждении и осознании рефлексий. Этой очеловечивающей грусти, тоски, но которая потом разрешает себя в радости.
Ураза-Байрам в день Крещения Руси — протодиакон Андрей Кураев
Протодиакон Андрей Кураев, фото: Юлия Маковейчук
День Крещения Руси — очень недавнее нововведение. Впервые 900-летие отмечали в 1888-м. Спустя сто лет — 1000-летие. В следующий раз об этом вспомнили в 2008 (1020-летие в Киеве).
В церковном календаре такого праздника вообще нет до сих пор. Я беру календарь на этот год, там на 28 июля указан день памяти князя Владимира, никаких особых упоминаний про день Крещения Руси в календаре Издательства Московской Патриархии нет.
Есть циркулярное письмо из Патриархии, разосланное в июле 2011 года по епархиям Русской Православной Церкви, с указанием — 28 июля, в день церковной памяти св. кн. Владимира, после литургии служить особый молебен в память Крещения Руси. И только.
Нет ничего необычного в том, что люди в массе не очень хорошо знают содержание недавних циркуляров Московской Патриархии. Эта новелла слишком нова и потому еще не обрела силу исторической инерции и привычки.
Я смотрю на публикации православных сайтов прошлых лет, там писали только о том, что «Крепко укоренилась традиция в этот день проводить заседание Священного Синода Русской Православной Церкви в Киеве». Но сегодня именно этой традиции мы уже не видим.
Кроме того, молебен, который полагается служить сегодня после литургии, составлен на скорую руку. Например, в молитве, завершающей молебен, есть выражение: «Боже, владыку Земли Русския, князя Владимира, к свету истинныя веры наставивый, и тем всю страну нашу Крещением просветивый». Сильно сомневаюсь, что Киевские князья кем бы то ни было так именовались. Да, для Ивана Грозного именование «владыкой» было бы уже естественно. Но в Киевской Руси князь не считался собственником всей земли. Он был владыкой для своего госаппарата и своей дружины, но не для земли. Землей владеют конкретные люди или община. Но с политологической и культурологической точки зрения чрезвычайно интересен этот анахронизм в молебне, который составлялся в наши дни.
Да и не только это в этой молитве режет слух. Ну например — прошение «Приими молитвы наша о умножении любве среди всех людей мира сего». «Человек мира сего» это все же негативная характеристика в христианском лексиконе. Христос хотел, чтобы Его ученики как раз были не от мира сего.
Также нужно помнить, что для мусульман, живущих в Москве, такого рода праздники носят скорее политический характер, чем религиозный. Огромный процент тех, кого мы сейчас видим в этом стечении народа на улицах Москвы, в обычные пятницы в мечети не ходят.
Мы не видим, чтобы пропорционально накоплению мусульманских гастарбайтеров в Москве в московских торговых сетях снижалось потребление свинины или вина. Это довольно номинальные мусульмане, для которых, однако, важно дважды в году собраться вместе и показать: «Мы здесь есть. Нас много. Поэтому вы все должны нас уважать». Это вполне понятное желание, но внутренне оно скорее политическое, а не религиозное.
Фото: Евгений Фельдман, 2014 © Новая Газета
Наше празднование Пасхи сегодня лишено этнообразующего смысла. На Пасху в храм идет уже только человек, у которого есть религиозное желание. Это уже не является и туризмом: современный мир предоставляет множество куда более интересных зрелищ, да и кто хотел просто поглазеть — всё уже увидел или может увидеть по телевизору. Потому сегодня в храмах на Пасху уже не так уж много любопытствующих.
В прежние годы храмы опустошались после крестного хода в Пасхальную ночь. А сегодня ряды хотя и редеют, но не в десять раз, а максимум в два. Причем и вполне церковный прихожанин может не иметь сил достоять до утра: он пришел на крестный ход, потом съездил домой, поспал, придет на позднюю литургию. Ребенка тоже лучше привести только на крестный ход, а потом утром на службу. Незнакомые молодые люди, которых всегда замечаешь на крестном ходе, в этом году достояли пасхальную литургию до конца.
Хорошо, что мы сегодня относимся к православию именно как к православию, а не как к политической идеологии. Поэтому не очень корректно сравнивать праздники христианства и ислама, который всегда был не столько религией, сколько образом жизни и политической программой (причем весьма симпатичной политической программой по многим параметрам — например, социальной справедливости). Тем более не стоит сравнивать поведение православных в Москве и гастарбайтеров, живущих в экстремальных условиях чужой для них культуры.
Им я просто желаю доброго праздника.
Для тревоги о нашем христианстве есть масса оснований, но они совершенно другие. Я далек от того, чтобы награждать нас почетными грамотами, но показатель нашего мало-христианства — это даже не наполняемость храмов, а например, то, с какой легкостью мы сейчас поддаемся пропаганде ненависти. Это касается и украинцев, и русских. Страшна легкость, с которой мы кушаем пропаганду войны, распространяем очевиднейшие фейки, порождающие ненависть. Я все время получаю вопросы о том, почему не публикую в блоге фотографии убитых на Юго-Востоке Украины. А что, я обязан публиковать материалы, порождающие ненависть? Такие фото — повод для укоренения себя в ненависти, которая начинает считаться праведной. Это не доброе дело для христианина.
Так что я далек от мысли заявлять, что мы в нашем современном состоянии — идеальная христианская страна. Но эта моя печаль никак не связана с тем, что день Крещения Руси менее многолюден, чем празднование Ураза-байрама.