кураев о нашем поражении христианство на пределе истории
Об эсхатологии без эсхатофобии
Сейчас в разделе чел.
ИНН, чипы, электронные паспорта
Беседа с гостем телепрограммы «Слово» протоиереем Евгением Горячевым об ИНН, чипах и электронных паспортах.
Биометрия и чипы — печать антихриста?
Беседа протоиерея Георгия Максимова, клирика московского храма преподобного Сергия Радонежского в Бусинове, о биометрии и чипах.
Христос и антихрист
Сравнительная таблица “Христос и антихрист”. Иисус Христос произошёл от колена Иудина (по человеческому естеству) ( Быт.49:9–10 ; Мф.1:1–2 ; Мф.20:31 )
Религиозно-экономический контекст Апокалипсиса
Программа “Нравственное богословие” на телеканале “Союз”. Ведущий — священник Константин Корепанов.
Беседы с батюшкой. Откровение Иоанна Богослова
В петербургской студии телеканала “Союз” на вопросы телезрителей отвечает клирик Воскресенского Новодевичьего монастыря диакон Сергий Муравьев.
Календарь «концов света»
Священное Писание о дате конца света: О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один ( Мф.24:36 ).
Современные особенности идеологических процессов внутри псевдоправославного новораскольнического движения в России
Прежде чем начать разговор о современных идейных процессах внутри новораскольнического…
8 февраля 2020г. Третьей мировой войны не будет!
Протоиерей Георгий Максимов об одном лжепророчестве, приписанном отцу Ефрему Аризонскому.
«Никакого конца света не будет ни 1‑го, ни 13-го ноября 1899 года»
Нынешней весной прошел в народе слух про светопреставление. В первый раз я узнал об этом слухе от кухарки; прибежала она в испуге и говорит: так и так, мол, будет конец…
Книга Откровения в православном богослужении и внутренней духовной жизни — епископ Серафим (Сигрист)
Я избрал такое длинное название, «Книга Откровения в православном богослужении и внутренней духовной…
Кураев о нашем поражении христианство на пределе истории
Христианство на пределе истории. О нашем поражении.
У разных людей в начинающемся тысячелетии разные ожидания. Наиболее трезвое восприятие перехода выразил политолог Александр Неклесса: «ХХ век уходит со сцены как великий актер, провожаемый не шквалом аплодисментов, а нависшей над залом долгой и мучительной паузой».[1]
Но слово «трезвость» отнюдь не является синонимом слова «массовость». Большинство как раз рвалось в новый век, надеясь на то, что он будет «совершенно фантастическим». Начнется «Новая Эра». Перед ее блеском померкнут все предыдущие эпохи «невежества и варварства».
Еще в 1999 году весьма многим казалось, что календарь простой переменой цифр закроет наше столетие и – самое главное – все проблемы, которые мы накопили к концу века. Именно эта иррациональная надежда и поныне, по ту сторону «миллениума» делает столь эмоционально насыщенной встречу очередного Нового года. Люди жаждут обновления. Но они утратили то умение, о котором говорил Николай Гумилев: «Только змеи сбрасывают кожу, Мы меняем души, не тела». Люди разучились менять свой внутренний климат, разучились каяться. И потому тем больше надежд возлагают на перемену тел (не только в смысле модной идеи перевоплощения, но и в более широком смысле: они надеются на перемену своего «социокультурного тела», надеются на то, что их согреют изменения в окружающем мире).
Люди, не умеющие каяться и пересозидать свой внутренний мир, все время надеются на некий внешний душ, который окатит их и отмоет от всех беззаконий, грехов, похмелий и проблем. Поэтому со странной радостью люди склонны встречать даже катастрофические новости – о начале войны или революции (вспомним радостный энтузиазм, охвативший Б. Пастернака при известии о начале войны 1941 года и описанный им в «Докторе Живаго»).
Вот и календарная «революция» 2000 года воспринималась как радостная катострофа: «Все будет иначе и все будет хорошо!» Все мы ведь распевали песенку Чебурашки: «Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист. К новым приключениям спешим, друзья! Эй, прибавь-ка ходу, машинист!» Именно календарю тут приписывается право отпускать грехи и закрывать грязные страницы нашего прошлого («если мы обидели кого-то зря»). Не перед Вечностью кается человек «эпохи Чебурашки»[2], не от Вечного ожидает прощения. Календарь стал его духовником: время топит в себе его грехи и болезни. Спасение от прошлого – в будущем, то есть все равно во времени, а не в Надвременном.
«Новый год» объявляет нас подданными будущего, резко придвигает нас к будущему, бросает нас через «грань» эпох, в будущее, к которому мы все-таки прорвались, и тем самым освобождает от данничества прошлому с его ошибками. Апокалиптическое обещание Христа: «Се, творю все новое» (Откр.21, 5) секулярным сознанием влагается в уста Календарю.
Когда-то люди «отменяли историю», избавлялись от груза своих ошибок с помощью ритуалов, которые переносили их в первобытные времена, в те времена, когда боги творили мир и мир еще не был испорчен человеческими грехами. Календарно-новогодние праздники не переводили людей вперед, в иное будущее, а напротив, возвращали их в исходную точку, которая была еще до прошлого, – «во время оно», во время мифов.[3] Из настоящего люди убегали в древнее, точнее – изначально-священное.
Сегодня же массовое сознание воспринимает переход в новое тысячелетие как способ убежать от настоящего, но только не в прошлое, а в будущее. Но и это – тоже форма вполне религиозного восприятия истории. В нем проявляет себя упование на некое «таинство» календаря, таинство, которое изменит нас магически, изменит нас без нашего собственного участия.
Итак, первая задача этой книги – пояснить, почему христиане не разделяют оптимистического энтузиазма верующих в Его Величество Прогресс. Это наше неверие сегодня почти общеизвестно. В церковной среде любят поговорить о «конце света» и «антихристовых временах». Эти наши разговоры слышны и за пределами храмов. Но христианский «пессимизм» вызывает удивление. Удивление неизбежное, ибо пессимизм христиан резко контрастирует с оптимистическими ожиданиями массмедиа. Тем более нужно объясниться.
Вторая задача этой книги состоит в том, чтобы вмешаться в только что упомянутые внутрицерковные пересуды и попробовать сбавить градус их накала. Энтузиазм, который охватил людей нецерковных на пороге вступления в «эру Водолея», отчасти пленяет и людей верующих. У них, правда, этот энтузиазм оказывается мрачным. Безрассудная вера любым слухам, любым «пророчествам» присуща сегодня многим церковным людям. И с той же легкостью и бездумием, с которыми светское массовое сознание приемлет любые новшества, – с теми же легкостью и бездумием многие церковные люди (и церковные издания) готовы в любом новшестве видеть «антихристово ухищрение» и призывать на борьбу с ним. И это тоже – нетрезвость.
Итак, попробуем спокойно разобраться: действительно ли просторы распахивающегося третьего тысячелетия ну нигде не могут прятать «царство антихриста»? Да и вообще, что это за «царство». Но при этом будем помнить: «Доносчику – первый кнут». Тот, кто поднял ложную тревогу, виновен не меньше, чем тот, кто проспал время тревоги подлинной. Постоянные ложные тревоги могут оказаться не менее опасными, чем проповедь безмятежности. Люди привыкают: «А, этим христианам всегда и всюду рога антихриста мерещатся!». Попробуем же пройти между бездумным страхом и беспроблемным оптимизмом.
Первая статья этой книги уже выходила отдельным изданием в 1996 г. – как брошюра «О нашем поражении» (и как глава в книге «Сатанизм для интеллигенции»). Для нового издания она значительно переработана и дополнена, став почти в три раза больше.
Поскольку она входила в состав моей антирериховской книги, понятно, что и на нее тоже появились нападки в оккультной печати. Поэтому была написана статья «Рериховское прочтение „О нашем поражении“». Прежде она не публиковалась.
Поскольку, как ни странно, и у некоторых православных читателей она вызвала недопонимание, пришлось написать статью «И пораженья от победы нам не дано уж отличить».
Сразу скажу, что и глава «В поисках золотого века» частично (на одну четверть) уже выходила раньше: несколько ее страниц были в одной из моих первых книг «Традиция, догмат, обряд» (М., 1994). Эту главу я бы рекомендовал прежде всего тем, кто готовится к поступлению в семинарию, то есть – к жизни ради Церкви.
Статья – «Сегодня ли дают печать антихриста?» выходила отдельной книгой совсем недавно – летом 2001 года. Но и она для данного издания обновлена на треть. Налоговые «идентификационные коды», вводимые в России и других постсоветских странах, вызвали смущение многих православных людей. И это дало повод для дискуссий на тему о том, что же такое «печать антихриста». Об этом и моя статья.
Кроме того, разговор о влиянии современных компьютерных технологий на жизнь людей потребовал сформулировать несколько принципиальных тезисов о нашем отношении к компьютерному миру. Об этом – статья «В защиту компьютера».
Христианство – едва ли не единственное мировоззрение на земле, которое убеждено в неизбежности своего собственного исторического поражения. Христианство возвестило одну из самых мрачных эсхатологий: оно предупредило, что в конце концов силам зла будет «дано… вести войну со святыми и победить их» (Откр.13, 7). Евангелие обещает, что врата ада не смогут одолеть Церковь, что Церковь непобедима (см.: Мф.16, 18). Но «непобедимое» не означает обязательно «победоносное»: «Я видел, как этот рог вел брань со святыми и превозмогал их» (Дан.17, 21).
О нашем поражении
От редакции. Сегодня было бы весьма затруднительным найти — по крайней мере в определенных церковных кругах — столь же “модную”, столь же “популярную” тему, как тема конца света. Книги в духе объемного и роскошно изданного сборника с поистине грозным названием “Россия перед Вторым Пришествием” постепенно заполоняют прилавки книжных магазинов, торгующих литературой, так или иначе посвященной религиозной проблематике.
На первый взгляд, подобный интерес, возможно, напоминает нам ту первохристианскую обращенность к проблемам эсхатологии, что превалировала в церковном сознании в течение двух веков после исторического факта Боговоплощения. Чаяние Парусии — Второго пришествия Спасителя в мир и наступления Его Судного дня — явилось, по сути, одним из наиболее значимых мотивов в раннехристианской письменности. Эсхатологические ожидания, характерные для древнейшего периода бытия Новозаветной Церкви, выраженные словами библейского Откровения св. Иоанна Богослова: “Ей, гряди, Господи Иисусе!” (Откр 22:20) — сделались настоящим знаменем первых христианских мучеников и епископов, мужей апостольских и апологетов.
Однако нынешние эсхатологические чаяния в среде современных “алармистов” оказываются совершенно отличными от образа первохристианского ожидания Парусии. В I—II вв. по Р. Х. верующие уповали прежде всего на Второе Пришествие Христа. Нынешние же “апокалиптики” с нетерпением и даже несколько нездоровым интересом ждут в первую очередь появления в мире — пусть и ненавидимого ими! — антихриста, с увлечением отыскивая и подмечая вокруг себя все более и более зримые признаки его приближения.
Наряду с этим в современном христианстве присутствует и иная, но столь же неприемлемая крайность, отражающая собой в корне ошибочный взгляд на перспективы земной истории, провозглашающая реальную возможность бесконечного и непрерывного дальнейшего существования нашего мира в его теперешнем состоянии, в его вековечной непреходящести и неизменности. Забывая об обещанном нам Самим Спасителем грядущем страшном и грозном Судном дне, такие неумеренные оптимисты твердо верят в возможность построения вполне материального “Царства Божия” на земле, в условиях сегодняшней земной реальности — иначе говоря, поврежденной грехом, мучающейся по человеческой вине тварной природы. Для них слова Апокалипсиса — и о Парусии и об антихристе — в равной мере малозначащи и легковесны, поскольку их расчеты явно не согласуются с перспективой очистительного и всепоглощающего пламени Судного дня. Подменяя христианское понятие о Богочеловеке собственным горделивым упованием на самостоятельное и, по сути, антихристианское стяжание “человекобожия”, они увлеченно заняты возведением современной Вавилонской башни — нового и счастливого мира “свободы, равенства и братства”.
В отличие от сторонников обеих эсхатологических крайностей, нормальное Православие всегда учило нас тому поистине благому и спасительному срединному, “царскому” пути, которого и должен придерживаться при обращении к подобным вопросам и темам каждый из нас. Ведь лишь шествуя этим путем, человек может одновременно заботиться о сокровенном христианском состоянии собственной души, борясь с одолевающими его искушениями и греховными помыслами, и в то же время подмечать обступающие всех нас и грозящие нам со всех сторон опасности: безбожную действительность атеистического внехристианского общества.
Именно в подобном, вполне реалистичном и трезвом русле, и написано эссе на тему Апокалипсиса — предлагаемая ныне вниманию читателя статья диакона Андрея Кураева “О нашем поражении”.
Да, пора завести разговор о том, о чем сегодня меньше всего принято говорить, — о последнем. О конце света. Об Антихристе.
Тема Антихриста в журналистике считается непристойной. Даже те публицисты, что числят себя христианами, считают неудобным вспоминать о завершающем Библию Апокалипсисе. Точно так же непристойным считается неодобрение того, что расплывчато называется “новым мировым порядком”. Но формирование нового мирового порядка — это не только излюбленная тема “борцов с жидо-масонством”. Новым мировым порядком можно назвать не только (и не столько) умозрительную модель всеобщего мира и благоденствия, сколько предсказанное Писанием общество, в котором уже невозможно будет жить христианам. Кроме того, это “излюбленная тема” всех оккультных (в том числе масонских) движений. Наконец, это просто историософский термин, различающий традиционно религиозные общества и тот порядок вещей, что складывается к исходу XX в.
Поскольку я не политолог, а христианский журналист, я пишу на эту тему не потому, что этот “новый мир” придет, не из футурологического азарта. Просто я полагаю, что Священное Писание не нуждается в цензуре — ни в оккультной, ни в прогрессистской. В Писании же тема “нового мирового порядка” звучит как тема богословская.
Пожалуй, это главная весть христианской апокалиптики: люди сами выберут себе новую веру и новых владык, сами откроют мир для “князя тьмы”. Что же делает неизбежным такой последний выбор?
Одна из причин этого — своего рода “ассимметрия вооружений” добра и зла. Добро не может избирать некоторые средства земной политики, не переставая быть добром. Напротив, для зла нет ограничений: оно может даже проводить благотворительные акции, не изменяя своей собственной природе.
Кроме того, очевидно, что слишком глубоко в человеке сидит “бегание креста”, желание жить мимо труда, в том числе мимо труда по исполнению заповедей. С той или иной настойчивостью и громкостью мы все бубним в лицо Христу те слова, что сказал Ему Великий Инквизитор у Достоевского: “Уйди, Ты нам мешаешь!”. И однажды этот бубнящий мятеж увенчается полным успехом. Согласно повседневно-бытовым желаниям наших сердец — се, останется дом наш пуст (Мф 23:38; Лк 13:35).
Люди создадут-таки такой образ жизни, такое общество, в котором нельзя будет найти Христа. И это будет конец истории.
Недавно на одном монархическом съезде, где с трибуны постоянно звучала триада “православие-самодержавие-народность”, я заметил, что три весьма милые и интеллигентные женщины впереди меня оживленно и “на троих” читают книжку под названием “Руническая магия”, причем явно воспринимая ее в качестве “учебного пособия”. Я попросил этих активисток “русского возрождения” хотя бы здесь не баловаться играми с сатаной. В ответ мне глубоко убежденно прошептали, что “надо же все знать! со всем познакомиться!” Вот, правда, когда я их спросил — знают ли они “Отче наш” или библейские заповеди — ответом было молчание…
Валерий Сендеров так размышляет о “тайне беззакония”:
“Не неверные, не еретики были главными врагами христианской культуры: волны ее разбивались о “многое множество людское”, о тех, кто не холоден и не горяч… Блюющему раблезианству не было уже дела ни до Бога, ни до сатаны. Вдумаемся еще раз: гуманизм, сменивший любовь Божию, любовь во Христе! Крутой поворот позднего средневековья к Ветхому Завету… Но ведь это всего лишь итог, итог исторической адаптации, фактического переписывания Евангелий, непереносимых для тех, кто “лишь тепл”. Дальнейшее хорошо известно. Христианство “восстановилось” на новом, комфортабельном и безопасном уровне. Кажется, Тиллиху принадлежат слова об удобном, уютном Боге, ничего не требующем, всегда готовом спасти тебя, хоть ты вовсе того и не желаешь… А “мгновение внезапно разразившейся Истины”… оно исчезло, растворилось где-то там, в доисторической мгле. Оно тревожило пару чудаков, атавизм среди добрых христиан, невозмутимо, с деловой пунктуальностью отмечающих Воскресение доброго Бога, гаранта здоровья и коммерческих успехов, хранителя домашнего очага…” 9
Кроме того, развитие экономики последних столетий привело к полной экономической зависимости человека от государства. Первый шаг на этом пути — это уничтожение крестьянского “натурального хозяйства” и создание региональных рынков. Человек, не включенный в активные торговые отношения с городом, отныне уже не в состоянии прокормить свою семью. Следующий шаг — создание общенациональных рынков. Город или область, не участвующие в общенациональной кооперации, разоряются и так или иначе теряют как экономическую, так и политическую независимость. Наконец, в XX в. складывается система общемировой экономики — и теперь уже целая страна, отказывающаяся играть по правилам мирового рынка, не сможет существовать независимо.
С точки зрения экономической эффективности — это чрезвычайно действенная система. Но она вызывает одно следствие, которое может оказаться роковым для истории: человек потерял навык к самостоятельной жизни. Степень его зависимости от внешнего мира не убавилась, а многократно возросла. Современному человеку угрожают опасности, о которых не беспокоился человек “традиционного общества”. Он зависим не только от погоды и стихий, но и от поставок бензина и газа, тепла и энергии, а теперь еще и от потока информации. Отключение одной из линий жизнеобеспечения, питающих квартиру, город, область, страну, ведет к вымиранию обитателей даже при таких погодных условиях, которые обогатили бы традиционные хозяйства.
Можно ли быть уверенным, что на эти рычаги власти не лягут недобрые руки? Предположим, что современные демократии действительно управляются волеизъявлением большинства. Но это большинство не само вырабатывает свои взгляды, в том числе и религиозные. Убеждения, которые оно не прочь считать своими, предлагаются ему средствами массовой информации.
И здесь — еще одна черта, решительно отличающая общество “нового века” от традиционных. Информационная цивилизация делает возможной активную лепку мировосприятия людей. Не случайно “культурная революция” — это одна из первых массовых акций любого тоталитарного режима. Всех людей надо научить грамоте — чтобы все могли читать газеты и чтобы всем могли быть промыты мозги. “Культпросвет” ставит своей целью не приобщение людей к “классике мировой культуры”, но привитие навыка к потреблению агитпроповской продукции. То есть в конечном счете его цель — еще более отдалить человека от той самой классики и, вырвав его из привычного течения жизни и традиционной системы оценок, погрузить в мир красных (или другого цвета) цитатников.
Через “культурные революции” XX в. (их репетиции прошли в Германии и Франции XIX в. во время кампаний по “культуркампфу” 12 ) в мир пришел новый общественный строй. Предшествовавшая история знала авторитарные режимы, контролирующие внешнюю, экономико-политическую жизнь своих граждан, но в области убеждений требовавшие лишь внешних знаков лояльности. Мир газет и “культпросвета”, мир радио и массовых партий дал возможность создать новое, тоталитарное общество. Это общество требует уже реального единомыслия.
Царство Антихриста в категориях политологии можно назвать не только глобальным и даже не только авторитарным. Оно еще и тоталитарно — оно претендует на контроль над убеждениями граждан. Апокалипсис это выражает знаменитой фразой о начертании, которое Антихрист ставит на чело и на правую руку человека (см. Откр 13:16–17). Десница — это образ действия; чело — образ мысли.
Голос избирателей зависит от средств массовой информации. А от кого зависят СМИ? Руководители телевидения и редакторы газет все-таки не избираются населением. “Телезритель голосует кнопкой переключения программ”? Но он очень редко производит это “голосование” по политическим или нравственным мотивам — в основном он ищет что “поинтереснее” или “покруче”. Так что некоторый уровень первоначального вложения денег и профессионализма вполне позволяет создать телеканал с таким мировоззрением, которое в явном виде не приемлет большая часть телезрителей, чтобы затем постепенно приучить их к новому для них мышлению.
Почти стихийный процесс секуляризации, который идет в западном мире в течение столетий, активно подгоняется информационными элитами XX столетия, а, значит, механизмы “демократического голосования” никак не могут служить гарантом от прорыва к власти явно антихристианских групп.
В борьбе за власть над сознанием христианство проиграет хотя бы потому, что сегодня ТВ явно не на стороне Церкви. Атеистическому обществу не дадут перейти в православное. Его заклинит где-нибудь на язычестве. Для этого есть масса резонов, и один из них — то, что ныне общество не терпит, чтобы его члены близко к сердцу принимали какие бы то ни было убеждения, особенно же церковные.
Плюрализм предполагает уважение к убеждениям другого человека, а в американских масс-медиа высказывание убежденности — какой бы то ни было и по какому бы то ни было вопросу — считается вообще дурным тоном. Если христианин попытается осудить гомосексуализм или аборты, его быстро поставят на место и осудят за некорректность. Те, кто придерживается сегодня “узких” христианских взглядов, имеют все меньше шансов сделать карьеру. Плюрализм из общества должен перекочевать в каждую отдельную голову — каждый человек должен верить сразу в несколько богов. В. Розанов по этому поводу как-то заметил, что нормативный интеллигент “утром верит в Ницше, в обед — в Маркса, и вечером — в Христа”. Религия внутреннего плюрализма и станет общеобязательной религией будущего.
Несложно разглядеть посланцев будущего — людей, уже сегодня живущих с сознанием, которое станет массовым и господствующим в некотором будущем веке, в веке Антихриста…
Почему? Откуда такая ненависть — и причем не у худших, а у лучших римских императоров (одним из самых ревностных гонителей христиан оказался философ на троне Марк Аврелий)? Причина — в самих христианах. Если бы христиане согласились, подобно теософам, считать, что “имя Бога” не важно, что Бог “многолик” и что поэтому можно поклоняться и Зевсу, и Митре, и Осирису, и Христу одновременно — гонений не было бы. От христиан не требовалось отречения от Христа. От них требовалась лояльность по отношению к официальным языческим божествам. Мученица Татьяна пострадала при императоре Александре Севере. Мать Александра была христианкой. Он сам считал себя христианином. В его домашней молельне стояло изображение Христа. Но настоящую христианку он предал пыткам именно за отказ поместить Христа “среди” других богов.
Когда благочестивый гражданин, возмущенный “атеизмом” своего соседа, приносил в римскую администрацию донос на христианина, дело должно было быть заведено и доведено до судебного разбирательства даже при личном нежелании того или иного благородного чиновника марать руки христианской кровью. Непосредственно христиан обычно обвиняли в нарушении закона об оскорблении царского достоинства. Логика понятна: если христианин считает религию Олимпа ложной религией, а именно богам Олимпа поклоняется император, значит, христианин считает императора демонопоклонником. Кроме того, христиане имели дерзость не верить в божественность генеалогии императоров (Цезарь, например, производил свой род прямо от Венеры).
В результате диалог между судьей и христианином вполне мог бы совершаться в таком тоне:
— Я знал твоего отца, еще когда тебя не было на свете. Мы служили с ним в одном легионе в Сирии. И тебя я помню еще мальчиком. И вот теперь я должен разобраться в обвинениях, поступивших против сына моего друга. Ты обвиняешься… В общем, — говорят, что ты христианин.
— Знаешь ли ты, что воин не может быть христианином?
— Я знаю, что христианин может быть воином, я знаю, что если я погибну, защищая свой город от набега варваров, мой Бог не лишит меня награды.
— Воин прежде всего защищает императора и святыни своего народа, своих богов. А ты отрекся от веры наших предков.
— Они не боги. Не они создали наш мир, не они искупили людей от вечной смерти, не они страдали на Кресте.
— Послушай, боги не могут страдать! Но если тебе угодно верить в бога, позорно распятого на кресте, в бога-нищего, в бога-бродягу, в бога, избитого бичами, никто тебе не мешает. Каждый волен выбрать себе своего бога. Но при этом не забудь почтить и общих богов нашего народа.
— Они не боги: идолы, демоны, вымыслы, существа, которых вы сами создали по своему образу и подобию. Я не принесу им жертвы.
— Слушай, ты же понимаешь, я не хочу тебя казнить. Думай, как хочешь. В конце концов и наши философы и поэты смеются над похождениями олимпийских богов. Но закон есть закон. С именами этих богов на устах Рим стал величайшей державой мира. Стоит ли смущать народ, забывая древние святыни? Ты только устами произнеси исповедание, а в сердце думай, как хочешь.
— Нет, Бог один и един. Я не буду кланяться идолам.
— Ну, хорошо, мы здесь одни. Ради твоего отца я запишу твое имя в список людей, которые проявили благоразумие и принесли надлежащие жертвы нашим богам и императору. Ты только публично не заявляй впредь, что ты христианин. Ступай.
Юноша выходил от правителя, и на площади тут же в полный голос свидетельствовал о своей вере:
— Вам скажут, что я отрекся. Не верьте, я не кланялся идолам! я — христианин.
Вновь схваченный, он кончал свою жизнь от удара меча или под пыткой.
Три века — с середины первого века христианской эры и до середины ее четвертого века — христианство было гонимо Империей. То в одной провинции, то в другой, а то (как, например, при императоре Деции) по всей Империи сразу поднималась волна преследований, разрушались храмы, арестовывались епископы, священники, просто верующие люди. Раб-христианин не казался слишком незаметной фигурой для ареста, но и офицера или патриция не могло спасти от кар их высокое положение в обществе, если они становились христианами.
Цивилизация, для которой слова обесценились, уже не имеет права именоваться христианской. А люди, которые между делом, даже по дороге в православный храм, готовы вкусить кришнаитский “прасад”, пожертвовать рубль на любой “религиозный” сбор и воскурить палочку с экзотическими восточными запахами перед любым ликом, даже не понимают, с каким ужасом и болью смотрели бы ни их поведение апостолы и мученики ранней Церкви.
Итак, именно отказ апостолов и их последователей признать наравне с Евангелием правоту язычников привел их к казни. Их мученичество заставило язычников задуматься: “оказывается, что-то такое есть в мире религии, что нам незнакомо… Почему эти христиане так любят своего Христа? Мы же за свою Астарту не умираем…” Кровь мучеников действительно стала семенем Церкви.
Христианство победило. Но прошли века. И незаметно все опять начало меняться. Годами и столетиями труд многих “субъектов исторического процесса” приближал момент, когда в истории христианского человечества произойдет решающая подмена — и произойдет она так, что будет уже почти незаметной…
Так вот, сегодня “пугалом” оказывается религиозная серьезность и верность своей духовной традиции. Ленивый релятивизм, напротив, считается нормой поведения и мысли. И в дни, когда человек старательно пытается не заглядывать за грани земного бытия, всякая серьезная попытка говорить о “сроках и временах” и о конечной трагедии мира оказывается, конечно, фанатизмом.
О приходе лже-христианского призрака предупреждал еще в прошлом веке Хомяков: “Мир утратил веру и хочет иметь религию какую-нибудь; он требует религии вообще”. Именно эта форма “какой-нибудь” религиозности все навязчивее заявляет о себе в нынешней России: трудно найти школьную учительницу или журналистку, которая не заявляла бы о себе, что она нашла путь скрестить “духовность православия” с “духовной мудростью Востока”. Неколебимая уверенность советских “образованцев” в том, что всякая “духовность” — благо, внесет свою лепту в торжество “эры Водолея”…
Можно ли надеяться, что будущее общество не предложит решительных мер для проповедников “расовой, религиозной, национальной исключительности”? Где гарантия, что священник, в Неделю торжества Православия произносящий слово о том, насколько богословски глубже и человечнее православное почитание иконы, нежели протестантское иконоборчество, не будет немедленно привлечен к ответственности за “пропаганду фашизма”? А если священник скажет, что христианину нельзя ходить на уроки тантризма и на сеансы пробуждения “Силы Кундалини” — арестовывать, очевидно, надо будет прямо на месте.
В 1900 г. Владимир Соловьев видел только, как начинают создаваться фабрики для производства деталей будущего “ружья”. Самого “изделия” еще не было. Россия, да и западный мир внешне продолжали оставаться христианскими. Пресса еще только перешла в руки “антисистемы”. И все же в июне 1900 г. Соловьев говорит В. Величко: “Я чую близость времен, когда христиане будут опять собираться на молитву в катакомбах, потому что вера будет гонима, — быть может, менее резким способом, чем в нероновские дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешкой, подделками, — да и мало ли чем еще! Разве ты не видишь, кто надвигается? Я вижу, давно вижу!” 21
Главное различие Христа и его антипода с богословской точки зрения в том, что путь Христа — это путь кеносиса, умаления: “Он не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек” (Флп 2:6–7). Но в системе “Нью-эйдж” спаситель считается продуктом восходящей эволюции самого человека. Он возвестит, что принес спасение не от Бога, но от мира, он построит “сотериологию снизу”, которую противопоставит христианской “сотериологии благодати”. Поначалу он будет выказывать знаки почтения к христианству, но в конце концов сам сбросит маску и явит себя как “противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею” (2 Фес 2:4), как вершина эволюции человечества, мировой гений, всем обязанный только самому себе, своим трудам и усилиям.
Он потребует вполне серьезного отношения к его религиозной миссии. — “Поклонятся ему все живущие на земле” (Откр 13:9). Если кто не будет принимать его образ мысли (“печать на челе”) и предлагаемый им образ жизни (“печать на деснице”) — во имя мира и согласия убиваем будет каждый, “кто не будет поклоняться образу зверя” (Откр 13:15).
Оккультная литература постепенно приучает людей к тому, что те символы, которые в христианстве являются однозначно темными, упаковываются в радужные обертки. Но апостол Иоанн дает знак для того, чтобы по нему опознать Антихриста, а не для того, чтобы получше замаскировать его. И если именно по этим цифрам можно будет определить Антихриста — это должен будет суметь сделать любой христианин, даже несведущий в криптографии.
Замечательно, что подобные высказывания почему-то не расцениваются общественностью как проявление нетерпимости. Несколько лет назад в газете “Сегодня” на ее религиозной полосе мирно соседствовали две статьи: одна — порицающая православных за их нетерпимость, вторая — с умилением повествовавшая о возрождении русского язычества и о ритуале, в ходе которого были сожжены “атрибуты христианства”.
И вполне можно предугадать, что лидеры “новой эры” с радостью исправят Библию и дадут новый способ ее прочтения. И начнется соревнование с Евангелием. Христос насытил пять тысяч хлебами? — Я сто тысяч накормлю! Христос ходил по морю? — Я полечу по воздуху! Христос четырех мертвых воскресил? — Я устрою сеанс массового опустошения кладбищ! Галилеянин утверждал, что “Царство Мое не от мира сего”? — Ну, мое-то царство тоже не с земли, но я и земную власть приемлю и ничтоже вопреки глаголю. Христос воскрес? — А я и не собираюсь умирать!
Эсхатологическая этика (Шарль Пеги, предлагая христианское понимание термина Ницше, называл ее “этикой героического пессимизма”) знает, что в земной истории христианство проиграет. Но речь идет о защите метаисторической истины. И потому рыночная выгода (что я с этого буду иметь?) — не последний критерий. И число газетных батальонов и университетских когорт, мобилизованных пророками новой религии “веротерпимости”, — не последний аргумент. Последняя правота — в позиции профессора Санкт-Петербургской Духовной Академии архим. Михаила, который в годы первой мировой войны, обращаясь к материалистам и атеистам в своей публичной лекции, говорил: “Вы победите, но после всех победителей победит Христос”. Здесь — очень важная сторона христианского сопротивления Антихристу.
Мне кажется, в этой мысли Апостола важно отметить, что войну Церковь ведет не с “мироправителями века сего”, но с “мироправителями тьмы века сего”. При первом варианте Церковь превращалась бы в банальную диссидентствующую структуру. Во втором случае она противостоит не “веку сему” как таковому, но той духовной тьме, которую насаждают антихристианские “мироправители”. И потому христиане победили Нерона не референдумами и не созданием правозащитных движений. Они не писали о злоупотреблениях римской бюрократии и об ущемлении прав окраинных народов Империи. Церковь победила молитвой и твердым, мученическим (а значит, благодатным) исповеданием формулы: “Нет Господа, кроме Христа”.
Призывы к политическому сопротивлению и сегодня почти бесполезны. Политический опыт у недоброжелателей Церкви явно больше, чем у ее иерархов. Кроме того, борясь со злом, очень легко заболеть его же болезнями. Например, борясь с бытовым магизмом — противопоставить ему образ “православного магизма” (раз у меня соседка балуется “наведением порчи”, буду защищаться тем, что каждый день буду кропить ее дверь церковной святой водой). Да и просто внешний активизм сопротивления может привести к внутреннему ожесточению и даже гордыне (“Я — борец за Истину!”). Этим, я полагаю, и мотивируются неожиданные и трезвые слова свт. Игнатия Брянчанинова: “Не покусись немощною рукою твоею остановить всеобщее отступление”.
А значит, не следует ли и христианам расслышать в последние дни Божие предупреждение: “Не бойтесь и не ужасайтесь множества сего великого, ибо не ваша война, а Божия” (2 Пар 20:15). И все же Израиль не услышал этого предупреждения и совершил ошибку: он нередко отождествлял победу Божию со своей победой. Эту ошибку и мы повторяем постоянно. Не “наша вера”, не “наши идеи”, не “наша Церковь” победит. Победит Бог. И дай Бог нам при этой Его победе быть рядом с Ним. Дай Бог, чтобы средоточие нашего жизненного пульса, наших упований, нашей любви и стремлений было рядом с Богом, с тем миром, который Бог создаст тогда. Но это — не наша победа. И молиться надо о пришествии Его Царства, а не нашего господства.
То, что требуется от христиан в “эру Водолея” — просто выстоять. Вопреки всему, не отречься от Христа словом, делом, мыслью и не участвовать в оккультных играх. Мученик — это не только тот, кто идет на плаху. Если у христианина рак, и врачи бессильны, но родственники уговаривают его сходить к “потрясающей целительнице”, в случае отказа он примет поистине мученический венец. Если директор завода увлекся сайентологией и заставляет медитировать по утрам всех подчиненных, то уход с работы — это тоже исповедание Христа. Когда по всем каналам Евровидения будут показывать “пришельцев”, низводящих огонь с неба и трактующих Евангелие, христианин будет упрямо повторять в своем сердце “Символ веры” — это тоже будет исповедничеством. Если кришнаит с улыбкой предлагает христианину на улице пирожное-прасад (то есть пищу, ранее принесенную им в жертву Кришне), и христианин найдет в себе силы вопреки возмущению окружающих отказаться от угощения идоложертвенным (см. Деян 15:29) — и это будет актом сопротивления “мироправителям тьмы”.
Итак, Библия кончается Апокалипсисом, а Апокалипсис на грани человеческой истории прозревает не Царство Христа здесь — на земле, в жизни, в политике, в культуре, в отношениях между людьми, — а царство Антихриста. Христос, говоря о признаках Своего Второго пришествия, о признаках конца истории и конца света, находит для апостолов только одно утешение: да, будет тяжело, но утешьтесь тем, что это — конец. Это ненадолго.
Сейчас христиане взяли в привычку молиться об отсрочке конца. Но Апокалипсис и вся Библия завершаются кличем: “Ей, гряди Господи Иисусе!” И в приходе Бога главное — что Он пришел, а не то, что все разрушилось с Его приходом. Ведь сказано Христом о признаках конца: “Когда начнет сбываться все это, восклонитесь, ибо близко избавление ваше”. “Вос-клонитесь”, то есть вы, сейчас пригнетенные к земле, уставшие от привычной богооставленности, вос-клонитесь, воспряньте, подымитесь.
В перспективе той темы, которой посвящана эта статья, смысл Апокалипсиса вполне ясен: язычество еще даст последний бой Церкви Христа. Будем разбиты мы. Но не Христос, “паки грядущий со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца”. И тот, кто сам не отречется от Него в сумерках последних дней, узрит новое небо и новую землю.
1Льюис К. С. Письма Баламута // Любовь. Страдание. Надежда. М., 1992, с. 11.
2Грядущее второе пришествие Христа во славе, строго говоря, не завершает историю человечества, а открывает иной эон бытия.
3Розанов В. Уединенное. М., 1990, с. 398.