ломоносов и шумахер история отношений
Иоганн Шумахер. Жертва лжепатриотизма
Сергей Ачильдиев
277 лет назад в Академии наук разразился скандал. Он вошёл в историю как борьба с засильем немцев в русской науке, и о нём до сих пор рассказывают в школе, хотя на самом деле всё было не так.
Патриотические лозунги, какими бы красивыми и правдивыми они ни казались, — это чаще всего дымовая завеса, за которой прячутся чьи-то вполне меркантильные интересы. Первый директор петербургской Кунсткамеры и Библиотеки Академии наук немец Иоганн Даниэль Шумахер сполна испытал непреложность этой истины на собственном опыте.
Как это ни парадоксально, Библиотека Академии наук возникла на десять лет раньше самой Академии — в сентябре 1714 года, когда в новой русской столице появился Иоганн Шумахер.
Тем не менее, из начинающего поэта вышел прилежный секретарь по иностранной переписке, а библиотекарь — и того лучше. В огромной груде книг и разных редкостей, привезённых русским царём из заграничных походов и путешествий, Шумахер навёл отменный порядок.
В общем, спустя всего пять лет Пётр отдал под начало молодого человека всю свою библиотеку, а также Кунсткамеру. И не прогадал. Энергичный директор собрал одну из крупнейших и наиболее полных научных библиотек Европы. Если в 1716 году она насчитывала всего 4763 тома, на порядок меньше, чем аналогичные собрания в Берлине и Париже, то к 1719-му — уже около 10 тысяч, а к началу 1740-х — свыше 20 тысяч. К тому же во многом стараниями Шумахера при Академии и её библиотеке вскоре открылись типография, гравировальная палата, переплётная мастерская и книжная лавка.
Что за ревизия, Создатель?
И вдруг в 1742 году, словно разверзлась земная твердь. Высочайшее повеление императрицы Елизаветы — советника Шумахера от дел отстранить и самого его, а также всё принадлежащее ему имущество, включая письма, подвергнуть аресту.
Что же такого мог совершить библиотекарь, чтобы спустя почти 30 лет беспорочной службы оказаться без пяти минут преступником? Бедный Иоганн Даниель, давно уже ставший Иваном Даниловичем, чувствовал, что находится на грани помешательства.
А было так. Советник Академии наук Андрей Нартов написал в Сенат « доношение » о злоупотреблениях своего коллеги. В обвинении, состоявшем из девяти пунктов, утверждалось, что Шумахер самовольно «сочиняет» штаты профессоров и сотрудников; в академики продвигает исключительно иностранцев, в результате чего «никто из российских людей в науках никаких в профессоры с начала Академии и поныне не произведён»; отчёты об академических заседаниях публикует только на иностранном языке; к хранению книг и других вверенных ему ценностей относится из рук вон плохо; а главное — «приходы и расходы денежные держит под единою своею дирекциею и делает, что хочет, таяся прочих, а счетов правильных и обстоятельных и доныне в ревизию не даёт».
Следом ещё один донос: теперь уже сразу четверо сотрудников Академии обвиняли Шумахера в растрате казённых денег.
Дело «библиотекаря Ея Императорского Величества» длилось целых два года. Однако «по следствию явилось», что на самом деле Шумахер ни в чём не виновен: не воровал, не самовольничал, ущерба русским в пользу иноземцев не причинял и обязанности свои исполнял всегда, как положено. Честное имя Ивана Даниловича было, наконец, восстановлено, и он смог вернуться к работе.
Однако Елизавета, по государевой своей доброте, сняла опалу и с доносителей. Они за клевету не понесли никакого наказания. За исключением разве что Ломоносова.
Судя по всему, эта кара показалась Ломоносову не слишком суровой, а прощение доносчиков и вовсе вселило в некоторых сотрудников чувство безнаказанности. Не прошло и двух лет, как в Сенат вновь поступила жалоба на Шумахера.
Теперь авторов было уже девять, причём сплошь профессора-академики, в том числе Ломоносов. На сей раз директор библиотеки обвинялся в том, что не борется с воровством, не выписывает книги, «потребные академии», не выказывает рачения о сбережении фондов, ибо « оне почти всегда наполнены пылью и много молем поедено», и вообще, тома «расставлены весьма худым и неслыханным порядком», так что «ежели какая книга понадобится, то оную и сыскать трудно».
И вновь была создана комиссия, которая подвергла библиотеку обстоятельной ревизии. И вновь не удалось найти никаких нарушений.
Сегодня суть того конфликта в Академии наук, растянувшегося на целое десятилетие, знают все: Михайло Ломоносов и Андрей Нартов боролись против засилья немцев в русской науке.
Действительно, из 111 членов Академии немцев было 67, и это не считая учёных, приехавших из других стран Европы. Преобладание иностранцев объяснялось тем, что Россия XVIII века своих учёных попросту почти не имела. Страна была тотально безграмотна. Не случайно книги первой половины того столетия дошли до нас в единичных экземплярах: большая часть даже тех скромных тиражей уничтожалась, ибо всё это некому было читать. Но именно благодаря иностранцам появилась у нас своя наука, и не кто иной, как они вырастили в университете, открытом при Академии, первые плеяды русских учёных.
В общем, засилье и вправду было. А вот патриотизм тут не при чём, ведь из девяти академиков, подписавших в 1745 году жалобу на Шумахера, русских было всего двое — Ломоносов и Тредиаковский, остальные — немцы и французы.
Реальная борьба шла за пост директора библиотеки. Эта должность являлась, по сути, ключевой в управлении Академией. Во-первых, директор ведал академической канцелярией, в том числе и выплатой жалованья всем сотрудникам. Во-вторых, от комплектования библиотечных фондов во многом зависели в Академии направления научной деятельности. Наконец, в-третьих, директор библиотеки, в отличие от профессоров-академиков, находился на государственной службе и оклад имел повыше.
Уж кто-кто, а Шумахер все это прекрасно видел. «Им не я… отвратителен, — писал он о своих гонителях Григорию Теплову, одному из руководителей Академии, с которым у него сложились добрые отношения. — Они хотят быть господами, в знатных чинах, с огромным жалованьем без всякой заботы обо всём остальном. ».
После смерти Шумахера так оно и вышло: библиотекой стала управлять комиссия академиков, каждый со своими научными интересами да к тому же без всякого опыта в библиотечном деле.
Шумахер библиотечного дела
В энциклопедиях о нем написано немного: французский и российский ученый немецкого происхождения, секретарь медицинской канцелярии, статский советник, старший член и библиотекарь, директор Петербургской библиотеки Академии наук. Умер в 1761 году.
Первый библиотекарь был вторым лицом в академии, в первом, петровском уставе так и написано: библиотекарь – при президенте главный командир. Постепенно, от устава к уставу, это положение упало сначала до восьмого пункта, потом опустилось до 43-го и еще ниже.
Иоганн Шумахер родился в городе Кольмар, во французском Эльзасе, учился в гимназии и в 1707 году поступил в Страсбургский университет, где в основном занимался словесностью, а также богословием и юриспруденцией. В 1711 году Шумахер получил степень магистра, защитив диссертацию «О Боге, о мире и душе», но продолжал посещать лекции. Однако скоро он был вынужден за какие-то вольные стихи бежать из Страсбурга и поступить наставником к детям графа Лейнингена Гартенбурга, после чего отправился с ними в Париж, а там Пьер Лефорт, племянник любимца Петра Великого и российский министр в этой стране, пригласил его на службу в Россию. Иностранцы в то время охотно ехали в Россию в погоне за титулами и звонкой монетой. Слава о Петре и его новаторствах быстро распространилась по Европе.
И Шумахер не упустил свой шанс. Он принимает приглашение и в 1714 году приезжает в Россию, где поступает к лейб-медику Петра Великого Арескину, заведовавшему врачебной частью в России, в качестве секретаря по иностранной переписке в Аптекарскую (позднее Медицинскую) канцелярию. Одновременно Иоганн Даниэль заведовал книжным собранием Петра Великого и его небольшим кабинетом редкостей (Кунсткамерой). Стоит заметить, что его угодливость и ловкость были благосклонно восприняты и лейб-медиком, и самим Петром.
Через пять лет Арескин умирает, а его преемник Блюментрост удерживает Шумахера на службе. Указом Петра Шумахеру поручается ехать за границу, чтобы сыскать там ученых людей, желавших определиться в службу Его Величества для корреспонденции, и вместе с тем осмотреть как частные, так и публичные библиотеки и кунсткамеры.
Шумахер в отчете пишет: «Надобно двоякие книги на новые менять» (так и начался в 1722 году международный книгообмен российской библиотеки), и предлагает вести переписку с ведущими учеными мира.
В 1721 году Шумахер был отправлен Петром Великим во Францию, Голландию и Англию, с поручением «стараться о приглашении в Россию разных ученых» (в том числе философа Вольфа), а также представить Парижской академии составленную Мессершмидтом карту Каспийского моря, совершенно изменившую бывшие до того сведения об этом море, приобрести новые книги для библиотеки и… разведать о perpertuum mobile. По возвращении из этой поездки, много способствовавшей нашим сношениям с заграничными учеными, Шумахер представил собрание приобретенных им книг (517 названий) и обширный отчет, любопытный и в том отношении, что знакомил с взглядами Петра на науки и просвещение. Книги привозились из Германии, Польши, Финляндии, из завоеванных в ходе Северной войны провинций.
Десять лет собиралась библиотека. По велению Петра «доступ в Библиотеку каждому свободен с двух до четырех часов пополудни», и «чтоб каждый посетитель встречен бывал бокалом вина, фруктами и цукербротом по сезону», но только после просмотра коллекций. Благодаря Шумахеру существуют две с половиной тысячи томов протоколов заседаний Академии наук. Он же составил списки злостных нарушителей: в числе первых значится шведский посланник – не вернул словарь Бейля…
Шумахеру в то время было назначено жалованье – 1200 рублей в год, что было сравнимо с жалованьем высшего чиновничества России и в полтора-два раза выше, чем жалованье губернатора. Академики получали в среднем 1000 рублей, профессора – 660 рублей.
Шумахер сумел угодить всем. Он исполнил возложенное на него поручение и этим содействовал немало тому, что Академия наук была создана уже в 1724 году. Он сумел завести переписку с немногими лицами русского общества, по своему образованию не остававшимися безучастными к происходившему в Академии наук. Лаврентий Блюментрост предоставил помощнику озаботиться устройством типографии, словолитни и других учреждений для резьбы на металле и камнях, поручил ему библиотеку и Кунсткамеру. И Шумахер рьяно бросился исполнять задание, не обращая внимания на денежные средства академии. Это понравилось далеко не всем ее членам. Они открыто выступили против Шумахера, а он, в свою очередь, стал во враждебные отношения к академикам, стараясь восстановить против них и Блюментроста и не упуская ни малейшего к тому случая.
Многие ученые, как только окончился срок их контракта, стали покидать Академию (Бернулли, Герман, Бюльфингер). Они не оставили после себя научных школ, не передали знания русским ученикам. Не создал школу математиков в России великий Леонард Эйлер. Поссорился Шумахер также и с известным историографом Герардом Мюллером. Однако второй президент Академии наук, барон Иоганн Альбрехт Корф, несмотря на заявление академика Жозефа Николя Делиля «о вреде господства канцелярии над академиею», сделал Шумахера своим советником и поручил ему хранение казны академии. Но в 1755 году тот же барон Корф называл Шумахера «неученым сочленом и канцелярским деспотом».
При преемниках Блюментроста (Кейзерлинге, бароне Корфе, Бреверне) Шумахер по-прежнему самовластно управлял академией, несмотря на то, что астроном и академик Делиль указывал довольно обстоятельно в своей речи весь вред, происходивший для академии оттого, что члены ее в полной зависимости от канцелярии и подчинены сей последней по таким делам, по которым решение могли давать только специалисты и ученые.
При вступлении на престол императрицы Елизаветы положение академии оказалось очень затруднительным из-за растущих долгов. Они были больше выделяемых на существование денег. Да и раздражение к иноземцам сделало свое дело. А академия состояла почти целиком из немцев. Шумахер это прекрасно понимал и стал искать персону, которая формально могла бы возглавить академию, не мешая его реальному властвованию.
5 мая 1742 года Шумахер незаконно арестовал студента-иностранца Кенигсфельта за то, что тот отказался подписать составленный Шумахером донос в Сенат, в котором Делиль и Эйлер обвинялись в преднамеренном затягивании работ над Атласом России. Это был ближайший сотрудник Делиля, только что вернувшийся с ним из экспедиции в Сибирь. По распоряжению Сената Шумахеру пришлось освободить арестованного и отпустить его на родину. Тогда разъяренный Шумахер 2 июля 1742 года подал в Сенат донос на всех троих – на Делиля, Эйлера и Кенигсфельта. Это переполнило чашу терпения сотрудников академии.
Делиль и бывший токарь Петра Великого Андрей Нартов вместе с рядом студентов подали в Сенат жалобы на незаконные и неблаговидные действия Шумахера. Под этим давлением императрица Елизавета Петровна подписала 30 ноября 1742 года указ о назначении следственной комиссии над Шумахером, которого арестовали, а руководство академией перепоручили Нартову. По некоторым предположениям, инициатором жалобы был адъюнкт Ломоносов. Именно тогда он и написал страстные строки стихотворного переложения псалмов, которыми впоследствии так восхищался Пушкин:
Вещает ложь язык врагов,
Десница их сильна враждою,
Уста обильны суетою,
Скрывают в сердце злобный ков.
Но нарушений комиссия князя Юсупова не нашла, и к концу декабря 1742 года Шумахера освободили. А в начале следующего 1743 года состоялся указ Сенату о возвращении его в академию с выдачей жалованья, причитавшегося за время ареста. Утверждают, что этому способствовал приятель Шумахера Штелин, служивший наставником при наследнике престола Петре Федоровиче. Еще через год комиссия закончила следствие, признав Шумахера виновным только в употреблении казенного вина на свои нужды, за что он и был приговорен к уплате 109 рублей с копейками.
Обвинителей же приговорили к наказанию плетьми и батогами, но высочайшей милостью помиловали, разрешив вернуться в академию. Впрочем, их места уже были заняты другими, менее строптивыми преподавателями. «Им не я отвратителен, а мое звание. Они хотят быть господами в знатных чинах с огромным жалованьем, без всякой заботы обо всем остальном», – напишет после двух лет следствия Шумахер.
Но война академиков и Шумахера не прекращалась до вступления в звание президента академии (в мае 1746 года) графа Кирилла Григорьевича Разумовского. Последовали новые жалобы в Сенат, опять ничего не давшие. Авторитет Шумахера при дворе не могли подорвать ни жалобы профессоров и судебные разбирательства в связи с ними, ни даже разрушительный для музея пожар 1747 года, во время которого пострадали не только книги, но и сгорел знаменитый Готторпский глобус.
Тем не менее, Разумовский начал наводить в академии свои порядки. В ее управлении стал принимать участие пользовавшийся огромным влиянием на Разумовского умный и вкрадчивый Григорий Теплов, скоро сделанный асессором академической канцелярии. Однако Шумахер нашел подход и к Теплову, соученику Ломоносова.
Вскоре Шумахер внес предложение об устройстве на новом месте ботанического сада, об исправлении академических зданий и об изменении некоторых статей академического регламента, причем предлагал всех академиков, профессоров и адъюнктов, не исполняющих исправно своих должностей, штрафовать вычетами из жалованья. Справедливости ради, это предложение отклонили.
В 1754 году Шумахер получил чин статского советника. Но к этому времени он очень ослаб. Да и возраст сказывался. Он нередко по месяцу не ходил в канцелярию. Это заставило Разумовского в 1757 году назначить присутствовать в академической канцелярии Ломоносова и Тауберта.
В 1759 году за долговременную службу Шумахеру была пожалована в потомственное владение мыза Укиппхт в Лифляндии. А 3 июля 1761 года он скончался. Умер Иван Данилович в нищете, жена его писала в академическую канцелярию: «…для пристойного по чину погребения тела имею в деньгах крайнюю надобность». Ей было выдано жалованье «за долговременную и усердную работу мужа и его службу, которую он оказал при Петре Великом Библиотеке и самой Академии наук».
Похоронен Иван Данилович Шумахер на кладбище у Сампсониевского собора. До наших дней могила не сохранилась, кладбище уничтожено. К сожалению, не сохранилось ни одного портрета Шумахера, но в документах Академии наук есть ряд написанных им документов с автографом.
Заслуги первого библиотекаря
Под ближайшим надзором и стараниями Шумахера были напечатаны при Академии наук первый подробный каталог книг, хранившихся в библиотеке в четырех частях, а также книги «Палаты Академии», а в продолжение 1742–1745 годов опубликовано примечательное издание во многих томах Musei imperialis Petropolitani, Typiis academiae scientiarum Petropolitanae.
При Шумахере в период 1742–1747 годов был напечатан первый подробный каталог книг академической библиотеки, подробно описанный С.А. Соболевским в «Литературе русской библиографии» Г. Геннади (СПб., 1858).
Ревизия Библиотеки и Кунсткамеры, проведенная в 40-х годах XVIII века, показала, что за время своего существования (с 1714 года) оба эти учреждения значительно выросли: с 2000 томов первоначального фонда библиотеки до 18 238 томов в 1740-х годах. У библиотекарей существует премия имени Ивана Даниловича Шумахера.
Шумахер и Ломоносов
Отношения Ломоносова и Шумахера в самом начале были удовлетворительными. Шумахер простил ему самовольный уход из Фрейберга и назначил в помощь своему зятю Амману в работе по составлению «Каталога камней и окаменелостей Минералогического кабинета». После жалобы на Шумахера, которую Ломоносов не подписывал, но которой сочувствовал, их отношения испортились и оставались натянутыми до конца жизни. Ломоносов считал Шумахера (во многих случаях справедливо) своим недоброжелателем и обвинял его в стремлении препятствовать приходу в Академию наук русских научных кадров. Чтобы противостоять иностранцу, Ломоносов стал советником академической канцелярии и добивался для себя должности вице-президента.
«Властолюбивый, равнодушный к науке, он ссорил между собой ученых, выживал неугодных, не считаясь с их научными заслугами и государственными интересами». Так характеризуют Шумахера биографы Ломоносова, который и сам в «Краткой истории академической канцелярии» утверждал, что Шумахер «всячески старался препятствовать, чтобы не вошли в знатность ученые, а особливо природные россияне». Но при этом почему-то Ломоносов умалчивал, как же ему самому удалось выбиться в люди? Ведь всего через два месяца после того, как он стал студентом, его отправили в престижную заграничную командировку, в Марбург. И сделало это руководство академии, то есть в первую очередь Шумахер. Это он порекомендовал Корфу и императорскому Кабинету министров две вакансии из трех отдать русским юношам – Ломоносову и Виноградову. Один из его выдвиженцев придумал технологию изготовления русского фарфора, второй рассчитал программу развития мировой науки на несколько столетий вперед, отличившись одновременно с этим и на ниве поэзии, драматургии, педагогики и мозаичного искусства. А когда Ломоносов после многочисленных скандалов и пьянок вернулся в Петербург, Шумахер принялся активно способствовать присвоению студенту первого ученого звания – адъюнкта, выделил ему трехкомнатную квартиру, снабдил деньгами, нашел для него толкового научного руководителя – профессора Аммана, опубликовал в приложениях к «Санкт-Петербургским ведомостям» стихотворные произведения молодого человека и несколько научных статей, переведенных им с немецкого на русский язык. А Ломоносов, не колеблясь, примкнул к его противникам. И всячески унижал почтенных профессоров-иноземцев. Ему грозило изгнание из академии. Но защитил его не кто иной, как Шумахер.
lsvsx
lsvsxВсё совершенно иначе!
Истина где-то посередине. Так давайте подгребать к ней не теряя достоинства.
За что Михаил Ломоносов был приговорен к смертной казни? И кто был заинтересован в похищении научной библиотеки Михаила Ломоносова и в сокрытии, и, скорее всего, в уничтожении его многочисленных рукописей, над которыми он трудился в течении всей своей жизни?
М.В. Ломоносов попал в опалу из-за своих разногласий с немецкими учеными, составлявшими в XVIII веке костяк Академии наук. При императрице Анне Иоанновне в Россию хлынул поток иностранцев.
Начиная с 1725 года, когда была создана Российская академия и до 1841 года, фундамент русской истории переделывали прибывшие с Европы плохо говорящие по-русски, но быстро становившимися знатоками русской истории следующие «благодетели» русского народа, заполонившие историческое отделение Российской Академии:
Коль Петер (1725), Фишер Иоганн Эбергард (1732), Крамер Адольф Бернгард (1732), Лоттер Иоганн Георг (1733), Леруа Пьер-Луи (1735), Мерлинг Георг (1736), Брем Иоганн Фридрих (1737), Таубер Иоганн Гаспар (1738), Крузиус Христиан Готфрид (1740), Модерах Карл Фридрих (1749), Стриттер Иоган Готгильф (1779), Гакман Иоганн Фридрих (1782), Буссе Иоганн Генрих (1795), Вовилье Жан-Франсуа (1798), Клапрот Генрих Юлиус (1804), Герман Карл Готлоб Мельхиор (1805), Круг Иоганн Филипп (1805), Лерберг Август Христиан (1807), Келер Генрих Карл Эрнст (1817), Френ Христиан Мартин (1818), Грефе Христиан Фридрих (1820), Шмидт Иссак Якоб (1829), Шенгрен Иоганн Андреас (1829), Шармуа Франс-Бернар (1832), Флейшер Генрих Леберехт (1835), Ленц Роберт Христианович (1835), Броссе Мари-Фелисите (1837), Дорн Иоганн Альбрехт Бернгард (1839). В скобках указан год вступления названного иностранца в Российскую Академию.
Идеологи Ватикана обратили свой взор на Русь. Без лишнего шума в начале XVIII века в Санкт-Петербург направляются один за другим будущие создатели российской «истории», ставшие впоследствии академиками, Г.Ф. Миллер, А.Л. Шлёцер, Г.З. Байер и мн. др. В виде римских «заготовок» в карманах у них лежали: и «норманнская теория», и миф о феодальной раздробленности «Древней Руси» и возникновении русской культуры не позднее 988 г. н.э. и прочая дребедень. Фактически иностранные ученые своими исследованиями доказывали, что «восточные славяне в IX—X веках были сущими дикарями, спасенными из тьмы невежества варяжскими князьями». Именно Готлиб Зигфрид Байер выдвинул норманнскую теорию становления Российского государства. По его теории «прибывшая на Русь кучка норманнов за несколько лет превратила «темную страну» в могучее государство».
Ломоносов нередко ссорился с иностранными коллегами, работавшими в Академии наук. Кое-где цитируется его фраза: «Каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина!» Утверждается, что фраза адресована Шлёцеру, который «создавал» российскую «историю».
М. Ломоносова поддержали многие русские ученые. Член Академии наук, выдающийся русский машиностроитель А.К.Мартов подал в Сенат жалобу на засилье иностранцев в русской академической науке. К жалобе Мартова присоединились русские студенты, переводчики и канцеляристы, а также астроном Делиль. Ее подписали И. Горлицкий, Д. Греков, М. Коврин, В. Носов, А. Поляков, П. Шишкарев.
Русские ученые, подавшие жалобу, писали в Сенат: «Мы доказали обвинения по первым 8 пунктам и докажем по остальным 30, если получим доступ к делам» [215], с.82. «Но. за «упорство» и «оскорбление комиссии» были арестованы. Ряд из них (И.В.Горлицкий, А.Поляков и др.) БЫЛИ ЗАКОВАНЫ В КАНДАЛЫ И «ПОСАЖЕНЫ НА ЦЕПЬ». Около двух лет пробыли они в таком положении, но их так и не смогли заставить отказаться от показаний. Решение комиссии было поистине чудовищным: Шумахера и Тауберта наградить, ГОРЛИЦКОГО КАЗНИТЬ, ГРЕКОВА, ПОЛЯКОВА, НОСОВА ЖЕСТОКО НАКАЗАТЬ ПЛЕТЬМИ И СОСЛАТЬ В СИБИРЬ, ПОПОВА, ШИШКАРЕВА И ДРУГИХ ОСТАВИТЬ ПОД АРЕСТОМ ДО РЕШЕНИЯ ДЕЛА БУДУЩИМ ПРЕЗИДЕНТОМ АКАДЕМИИ.
Синод православной христианской церкви также обвинил великого русского ученого в распространении в рукописи антиклерикальных произведений по ст.ст. 18 и 149 Воинского Артикула Петра I, предусматривавшим смертную казнь. Представители духовенства требовали сожжения Ломоносова. Такая суровость, по-видимому, была вызвана слишком большим успехом вольнодумных, антицерковных сочинений Ломоносова, что свидетельствовало о заметном ослаблении авторитета церкви в народе. Архимандрит Д. Сеченов — духовник императрицы Елизаветы Петровны — был серьезно встревожен падением веры, ослаблением интереса к церкви и религии в русском обществе. Характерно, что именно архимандрит Д. Сеченов в своем пасквиле на Ломоносова, требовал сожжения ученого.
Комиссия заявила, что Ломоносов «за неоднократные неучтивые, бесчестные и противные поступки как по отношению к академии, так и к комиссии, И К НЕМЕЦКОЙ ЗЕМЛЕ» ПОДЛЕЖИТ СМЕРТНОЙ КАЗНИ, или, в крайнем случае, НАКАЗАНИЮ ПЛЕТЬМИ И ЛИШЕНИЮ ПРАВ И СОСТОЯНИЯ. Указом императрицы Елизаветы Петровны Михаил Ломоносов был признан виновным, однако от наказания освобожден. Ему лишь вдвое уменьшили жалованье, и он должен был «за учиненные им предерзости» просить прощения у профессоров.
Герард Фридрих Миллер собственноручно составил издевательское «покаяние», которое Ломоносов был обязан публично произнести и подписать. Михаил Васильевич, чтобы иметь возможность продолжить научные исследования, вынужден был отказаться от своих взглядов. Но на этом немецкие профессора не успокоились. Они продолжали добиваться удаления Ломоносова и его сторонников из Академии.
«В Германии Миллер инспирировал выступления против открытий Ломоносова и требовал его удаления из Академии» [215], с.61. Этого сделать в то время не удалось. Однако противникам Ломоносова удалось добиться назначения АКАДЕМИКОМ ПО РУССКОЙ ИСТОРИИ Шлецера [215], с.64. «Шлецер. называл Ломоносова «грубым невеждой, ничего не знавшим, кроме своих летописей»» [215], с.64. Итак, как мы видим, Ломоносову ставили в вину ЗНАНИЕ РУССКИХ ЛЕТОПИСЕЙ.
«Вопреки протестам Ломоносова, Екатерина II назначила Шлецера академиком. ПРИ ЭТОМ ОН НЕ ТОЛЬКО ПОЛУЧАЛ В БЕСКОНТРОЛЬНОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, НАХОДЯЩИЕСЯ В АКАДЕМИИ, НО И ПРАВО ТРЕБОВАТЬ ВСЕ, ЧТО СЧИТАЛ НЕОБХОДИМЫМ, ИЗ ИМПЕРАТОРСКОЙ БИБЛИОТЕКИ И ДРУГИХ УЧРЕЖДЕНИЙ. Шлецер получал право представлять свои сочинения непосредственно Екатерине. В черновой записке, составленной Ломоносовым «для памяти» и случайно избежавшей конфискации, ярко выражены чувства гнева и горечи, вызванной этим решением: «Беречь нечево. Все открыто Шлецеру сумасбродному. В российской библиотеке несть больше секретов»» [215], с.65.
Миллер и его соратники имели полную власть не только в самом университете в Петербурге, но и в гимназии, готовившей будущих студентов. Гимназией руководили Миллер, Байер и Фишер [215], с.77. В гимназии «УЧИТЕЛЯ НЕ ЗНАЛИ РУССКОГО ЯЗЫКА. УЧЕНИКИ ЖЕ НЕ ЗНАЛИ НЕМЕЦКОГО. ВСЕ ПРЕПОДАВАНИЕ ШЛО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ. За тридцать лет (1726-1755) гимназия не подготовила ни одного человека для поступления в университет» [215], с.77. Из этого был сделан следующий вывод. Было заявлено, что «единственным выходом является выписывание студентов из Германии, так как из русских подготовить их будто бы все равно невозможно» [215], с.77.
Эта борьба продолжалась в течение всей жизни Ломоносова. «Благодаря стараниям Ломоносова в составе академии появилось несколько русских академиков и адъюнктов» [215], с.90. Однако «в 1763 году по доносу Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других, уже другая Императрица России Екатерина II «ДАЖЕ СОВСЕМ УВОЛИЛА ЛОМОНОСОВА ИЗ АКАДЕМИИ» [215], с.94.
Но вскоре указ об его отставке был отменен. Причиной была популярность Ломоносова в России и признание его заслуг иностранными академиями [215], с.94. Тем не менее, Ломоносов был отстранен от руководства географическим департаментом, а вместо него туда был назначен Миллер. Была сделана попытка «ПЕРЕДАТЬ В РАСПОРЯЖЕНИЕ ШЛЕЦЕРА МАТЕРИАЛЫ ЛОМОНОСОВА ПО ЯЗЫКУ И ИСТОРИИ» [215], с.94.
Последний факт очень многозначителен. Если даже еще при жизни Ломоносова были сделаны попытки добраться до его архива по русской истории, то что уж говорить о судьбе этого уникального архива после смерти Ломоносова. Как и следовало ожидать, АРХИВ ЛОМОНОСОВА БЫЛ НЕМЕДЛЕННО КОНФИСКОВАН СРАЗУ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ И БЕССЛЕДНО ПРОПАЛ. Цитируем: «НАВСЕГДА УТРАЧЕН КОНФИСКОВАННЫЙ ЕКАТЕРИНОЙ II АРХИВ ЛОМОНОСОВА. НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ БИБЛИОТЕКА И ВСЕ БУМАГИ ЛОМОНОСОВА БЫЛИ ПО ПРИКАЗАНИЮ ЕКАТЕРИНЫ ОПЕЧАТАНЫ ГР.ОРЛОВЫМ, ПЕРЕВЕЗЕНЫ В ЕГО ДВОРЕЦ И ИСЧЕЗЛИ БЕССЛЕДНО» [215], с.20. Сохранилось письмо Тауберта к Миллеру. В этом письме «не скрывая своей радости Тауберт сообщает о смерти Ломоносова и добавляет: «НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ граф Орлов велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения в нем должны находиться бумаги, которые не желают выпустить в чужие руки»» [215], с.20.
Смерть Михаила Ломоносова тоже была внезапной и загадочной, и ходили слухи о его преднамеренном отравлении. Очевидно, то что нельзя было сделать публично, его многочисленные недруги довершили скрытно и тайно.
Следовательно, ПОД ИМЕНЕМ ЛОМОНОСОВА БЫЛО НАПЕЧАТАНО СОВСЕМ НЕ ТО, ЧТО ЛОМОНОСОВ НА САМОМ ДЕЛЕ НАПИСАЛ. Надо полагать, Миллер с большим удовольствием ПЕРЕПИСАЛ первую часть труда Ломоносова после его смерти. Так сказать, «заботливо подготовил к печати». Остальное уничтожил. Почти наверняка там было много интересной и важной информации о древнем прошлом нашего народа. Такого, чего ни Миллер, ни Шлецер, ни другие «русские историки» никак не могли выпустить в печать.
Норманнской теории до сих пор придерживаются западные учёные. И если вспомнить, что за критику Миллера, Ломоносов был приговорён к смертной казни через повешивание и год отсидел в тюрьме в ожидании приговора, пока не пришло царское помилование, то понятно, что в фальсификации русской истории были заинтересованы руководство Российского государства. Российскую историю писали иностранцы, специально для этой цели выписанные императором Петром I из Европы. И уже во времена Елизаветы, самым главным «летописцем» стал Миллер, прославившийся ещё и тем, что прикрываясь императорской грамотой, ездил по русским монастырям и уничтожал все сохранившиеся древние исторические документы.
Немецкий историк Миллер – автор “шедевра” русской истории нам рассказывает, что Иван IV был из рода Рюриковичей. Сделав такую незамысловатую операцию, Миллеру было уже нетрудно оборвавшийся род Рюриковичей с их несуществующей историей приживить к истории России. Вернее зачеркнуть историю Российского царства и заменить её историей Киевского княжества, чтобы потом сделать заявление, что Киев – мать русских городов (хотя Киев по законам русского языка должен был быть отцом). Рюрики никогда не были царями в России, потому что такого царского рода никогда не существовало. Был безродный завоеватель Рюрик, который пытался воссесть на русский престол, но был убит Святополком Ярополковичем. Подделка русской истории бросается в глаза сразу же при чтении «русских» «летописей». Поражает обилие имён князей, правивших в разных местах России, которые нам выдаются за центры России. Если, например, какой-нибудь князь Чернигова или Новгорода, оказывался на русском престоле, то должна была быть какая-то преемственность в династии. А этого нет, т.е. мы имеем дело или с мистификацией, или с завоевателем, воцарившемся на русском престоле.
Наша изуродованная и извращённая история России, даже через толщу многократных миллеровских мистификаций, кричит о засилье иноземцев. История России, как и история всего Человечества была придумана вышеперечисленными «специалистами-историками». Они были не только специалистами по фальсификации историй, они были также специалистами, по фабрикации и подделке летописей.
Всё больше появляется фактов, что история России была сознательно искажена. Много находят свидетельств о высокой культуре и грамотности наших предков в древние времена. Найдены берестяные письма написанные на глаголице (нашей родной азбуке, а не на навязанной нам кириллице) и письма написаны обычными крестьянами. Но почему-то это скрывается.