непонятки с царем на руси
Как Петр I с нищими боролся, и почему наказывал тех, кто раздавал милостыню
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Как Петр ненавидел бездельников и запретил попрошайкам бродяжничать
Петр I был очень обеспокоен появлением огромного количества «нищих». Дело в том, что на паперти среди некоторого количества инвалидов и больных активно просили милостыню преступники, беглые каторжники и крестьяне, просто лентяи, которые желали легких денег.
Петр рассудил, что все эти паразитирующие элементы должны не бить баклуши, а работать на государство. Он начал предпринимать меры, направленные на возвращение беглых крестьян хозяевам. Тех, кто не был крепостным, отправляли в работные дома. Людей с тяжелыми заболеваниями распределяли по приютам и богадельням.
Этого царю показалось мало, и в 1700 и 1701 годах появились указы, перекрывающие «кислород» нищим. Отныне попрошайки не имели права бродяжничать, и если они перемещались между городами, то в каждом могли быть наказаны поркой. Но и этого было недостаточно, и в 1705 году по императорскому указу нищих стали отлавливать, подвергать наказанию и возвращать помещикам. Последним доставались и заработанные нищенствующим деньги. Либо увозить нищих в монастыри и приюты. Эти обязанности были возложены на Монастырский приказ.
B 1712 году царь издал указ «O воспрещении нищенства в Mocквe», где прописывался прядок распределения нищих по богадельням и монастырям, а также говорилось о запрещении попрошайничества на улицах города и церковных папертях.
Штрафы для тех, кто пожалел нищенку
Царь запретил поощрять попрошайничество, подавая милостыню. Нарушители наказывались денежным штрафом, и он были огромным! За первое нарушение следовало уплатить пять рублей, за второе — уже десять. Для примера: рядовой «полевой пехоты» имел ежемесячное жалование 11 рублей, а рядовой гарнизона — от 4 до 6,5 рублей.
Петр I рассуждал здраво: хочешь помочь обездоленным — отдай денежные средства на содержание приюта или больницы для бедняков. За исполнением царского указа было поручено следить приставам и солдатам, подьячим Moнacтыpcкoгo приказа. Увы, и этих мер не хватило, и в 1708 году было принято следующее распоряжение: если помещик подает милостыню попрошайке в своей деревне или селе, то он обязан и далее содержать этого человека, то же касалось и «дворцовых» крестьян.
B 1712 году царь издал ещё один указ, где было указано, что отловленных нищих, которые не имеют особых проблем со здоровьем и могут трудиться, следовало отправлять на работы в Санкт-Петербург. Попрошайки попрятались, пережидая, когда уляжется гнев царя, а потом снова «вылезли из щелей» и заполонили российские города.
Как наказывали трудоспособных попрошаек и чем мог поплатиться нерадивый помещик, не следящий за своими людьми
C 1718 года помещикам вменили в обязанность следить за трудоспособными попрошайками, которые были пойманы и отправлены к хозяину. Если помещик не выполнял свои обязанности, его штрафовали, и сумма равнялась 5 рублям. Тех «псевдонищих», которых ловили повторно, подвергали наказанию плетьми и затем отсылали на каторжные работы.
Если в «отлов» попадала женщина-нищенка, ее отправляли в «прядильный лом», или в spinnhaus (шпингayзы). Там она должна была честно трудиться. Для подростков наказание было более жестким: их наказывали бaтoгaми и затем переводили на мaнyфaктypу. Что касается престарелых нищих, то с 1722 года они находили свое место в приюте или больнице.
В Санкт-Петербурге за выполнением царских указов следил гeнepaл-пoлицмeйcтep, в Mocквe — oбep-пoлицмeйcтep. В губерниях этим процессом командовали oбep-кoмeндaнты и вoeвoды, а нa мecтax слежение за судьбой попрошаек осуществляли земские комиссары. Но даже такое количество представителей государства не справлялось с проблемой. А частенько люди просто не хотели этого делать, как, например, комиссар Bлaдыкин и дьяк Степанов, которые попали под следствие.
Пётр I не оставлял своих попыток справиться с разгулом нищенства. Он писал неоднократно в Уставе духовной коллегии и в Регламенте о том, что попрошайки — развратный народец, который не хочет работать, а паразитирует на других. И что самое ужасное в этом, что так же они воспитывают и своих многочисленных отпрысков.
Как Петр создавал социальную систему для нищих
Не стоит думать, что Пётр использовал только лишь карательные меры. Во времена его правления была построена социальная система, подконтрольная Патриаршему и Moнacтыpcкому приказам, святейшему Синоду. Позднее эту функцию стали выполнять камер-контора, магистратуры городов, хозяева крепостных, сотские и старосты.
Система работала. Отставные coлдaты-инвaлиды направлялись в монастырские богадельни. Царь поручил властям городов учить детей бедняков письму, чтению и математике. Малыши и подростки посещали церковные школы. Функционировали богоугодные заведения для престарелых и инвалидов, которые существовали за счет магистратур. Гуляк, пьяниц, безработных и хулиганов направляли в «смирительные дома», гулящие женщины находили возможность приложить свои старания в «прядильных домах», инвалиды и больные отправлялись в больницы.
Петр Великий боролся с проблемой нищенства и приложил все силы для этого. Его целью было возвращение попрошаек под государственный контроль. К сожалению, вылечить «нищенскую язву» полностью императору не удалось.
Династия Романовых восседала на российском троне на протяжении трёх веков. Последнему императору Николаю II и его семье посвящено, кажется, больше фильмов и сериалов, чем всей династии. Это неудивительно, ибо судьба их была очень драматична и дала кинематографистам всего мира немало материалов для документальных фильмов, художественного переосмысления и творческих домыслов.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
«. царь и великий князь всея Руси Иоанн Васильевич челом бьет»
Все мы смотрели комедию Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». Помните эпизод, когда герои комедии увидели царя Ивана Грозного, диктующего дьяку посольского приказа Феофану фразу: «Пренебесному селению преподобному игумну Козьме царь и великий князь всея Руси Иоанн Васильевич челом бьет»? Многих смущает эта фраза, мол, как же это Царь кому-то там «челом бьет» (т.е. просит с низким до земли поклоном)?
Как ни странно, но фраза эта не возникла из ниоткуда. Дело в том, что в сентябре 1573 года Иваном Грозным была написана челобитная «Послание в Кирилло-Белозерский монастырь», ставшая одним из самых известных документов XVI века. И адресовалось оно игумену Козьме, возглавлявшему в то время монастырскую братию.
Начинается эта челобитная так:
«В пречестную обитель Успения пресвятой и пречистой владычицы нашей Богородицы и нашего преподобного и богоносного отца Кирилла-чудотворца, священного христова полка наставнику, проводнику и руководителю на пути в небесные селения, преподобному игумену Козьме с братиею во Христе царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси челом бьет. Увы мне, грешному! Горе мне, окаянному! Ох мне, скверному. »
Заметили знакомые слова? Между тем, данная челобитная была и не челобитной вовсе. Начиная с самоуничижительных слов, Иван Грозный постепенно переходит к главной цели письма — обвинению монастырской братии…
Послание было написано в ответ на грамоту игумена и братии монастыря в связи с конфликтом между двумя влиятельными кирилловским монахами — Ионой (в миру боярином Иваном Васильевичем Шереметевым, принявшим постриг в 1570 году) и Варлаамом (в миру Василием Степановичем Собакиным), которые были людьми совершенно различного статуса. Шереметев — выходец из старинного московского боярского рода, пользовавшийся большим влиянием ещё при предках Грозного и впавший в немилость накануне опричнины, и Собакин — представитель одного из служилых родов, возвысившийся в годы опричнины, благодаря, в основном, женитьбе царя на представительнице этого рода Марфе Васильевне.
Варлаам Собакин играл в Кирилло-Белозерском монастыре своеобразную роль царского уполномоченного, — Грозный иронически сравнивал его положение в монастыре с положением римского прокуратора Понтия Пилата: «понеже от царской власти послан». Руководство монастыря, очевидно, тяготилось присутствием Собакина и благоволило к Шереметеву. В 1573 году Собакины разделили участь многих родов, возвысившихся в годы опричнины: попали в опалу.
Племянники Варлаама были обвинены в «чародействе» (колдовстве). Возможно, именно это обстоятельство и ободрило руководство монастыря, и они послали царю свою грамоту, порицая Собакина и заступаясь за Шереметева. Однако руководителям монастыря пришлось испытать разочарование: несмотря на свое недовольство Собакиными, Грозный не пожелал разделить благосклонность игумена Козьмы с братией к Шереметеву.
«Варлаамовы племянники хотели меня с детьми чародейством извести, а Бог меня от них спас: их злодейство раскрылось, и из-за этого все и произошло», — пишет царь в монастырь. Мне за своих душегубцев мстить незачем. Одно только было мне досадно, что вы моего слова не послушались. Собакин приехал с моим поручением, а вы его не уважили, да еще и поносили его моим именем, что и рассудилось судом Божиим».
С выражением глубочайшего уважения „господам и отцам“ начинает царь своё послание, а заканчивает его строжайшим выговором за покровительство опальному боярину: „А впредь бы вы нам о Шереметеве и других нелепицах не докучали: мы отвечать не будем. Если вам благочестие не нужно, а желательно нечестие, то это дело ваше!“ Основания для беспокойства царю давало положение в монастыре монаха Ионы (Шереметева). Грозному стало известно, что опальный боярин, ставший „непогребенным мертвецом“, продолжает владеть собственностью — держать при монастыре „особые годовые запасы“.
«А ныне у вас Шереметев сидит в келье, словно царь, а Хабаров и другие чернецы к нему приходят и едят и пьют, словно в миру. А Шереметев, не то со свадьбы, не то с родин, рассылает по кельям пастилу, коврижки и иные пряные искусные яства, а за монастырем у него двор, а в нем на год всяких запасов. Вы же ему ни слова не скажете против такого великого и пагубного нарушения монастырских порядков. Больше и говорить не буду: поверю вашим душам! А то ведь некоторые говорят, будто и вино горячее потихоньку Шереметеву в келью приносили, — так ведь в монастырях зазорно и фряжские вина пить, а не только что горячие. Это ли путь спасения, это ли иноческая жизнь?».
Грозный подчеркивает, что принимающий монашеский постриг должен отречься от всего мирского, отрезать вместе с волосами „и унижающие суетные мысли“. Сословные и имущественные различия исчезают — ведь перед Богом все равны. Царь напоминает, что на Страшном Суде государей будут судить „двенадцать скромных людей …рыболовы будут сидеть на двенадцати престолах и судить всю вселенную“.
Достоинство монаха, по мнению Грозного, в свободе от всего мирского, которая проявляется не только в отказе от сословных и имущественных различий, но и в невмешательстве в дела мира. Спор приобретал, таким образом, принципиальный характер: речь шла уже не об одном Шереметеве, а о монастырском хозяйстве в целом.
«Милые мои! — писал Грозный в послании, — до сих пор Кириллов монастырь прокармливал целые области в голодные времена, а теперь, в самое урожайное время, если бы вас Шереметев не прокормил, вы бы все с голоду перемерли…». Одновременно царь напоминает об аскетических иноческих идеалах:
«До сих пор в Кириллове лишней иголки с ниткой не держали, а не только других вещей…“, подчеркивает прежний суровый образ жизни кирилловской братии: „Мы еще в детстве слышали, что таковы были крепкие правила и в вашем монастыре, да и в других монастырях, где по-божественному жили».
Грозный противопоставляет преподобного Кирилла Белозерского боярину Шереметеву. Он говорит, что Шереметев вошел со „своим уставом“ в монастырь, живущий по уставу Кирилла:
«Как могу я, нечистый и скверный и душегубец, быть учителем, да еще в столь многомятежное и жестокое время? Пусть лучше Господь Бог, ради ваших святых молитв, примет мое писание как покаяние. А если хотите, есть у вас дома учитель, великий светоч Кирилл, гроб которого всегда перед вами и от которого всегда просвещаетесь, и великие подвижники, ученики Кирилла, а ваши наставники и отцы по восприятию духовной жизни, вплоть до вас, и устав великого чудотворца Кирилла, по которому вы живете. Вот у вас учитель и наставник, у него учитесь, у него наставляйтесь, у него просвещайтесь, будете тверды в его заветах, да и нас, убогих духом и бедных благодатью, просвещайте, а за дерзость простите, Бога ради».
Грозный укоряет монахов: „А бояре, придя к вам, ввели свои распутные уставы: выходит, что не они у вас постриглись, а вы у них; не вы им учителя и законодатели, а они вам“, „а у вас дали сперва Иоасафу Умному оловянную посуду в келью…., а Шереметеву — отдельный стол, да и кухня у него своя. Дашь ведь волю царю — надо и псарю…“, язвительно предлагает:
Не оставляет в покое царь и уже умерших к 1573 году лиц. Так, он недоволен по поводу возведения над гробницей князя Владимира Ивановича Воротынского церкви. „А вы над гробом Воротынского поставили церковь! Над Воротынским-то церковь, а над чудотворцем нет. Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью! Видно, и на Страшном суде Воротынский да Шереметев станут выше чудотворца: потому что Воротынский со своей церковью, а Шереметев со своим уставом, который крепче, чем Кириллов“, ибо только царской власти подобает воздавать честь церковью, покровом и гробницей, а для Воротынского это образец гордости и высокомерия.
Обращаясь к прежним крепким монастырским нравам Грозный мастерски рисует бытовые картинки. Он вспоминает, как в юности приехал в Кириллов монастырь и опоздал к ужину „из-за того, что у вас в Кириллове в летнюю пору не отличить дня от ночи, а также по юношеским привычкам. А в то время помощником келаря был … Исайя Немой. И вот кто-то из тех, кто был приставлен к нашему столу, попросил стерлядей…или иной рыбы“. Ни царю, ни его окружению в монастыре не пожелали сделать исключения в виду строгих монастырских порядков: «…а сейчас ночь — взять негде. Государя боюсь, а Бога надо больше бояться», — ответил Исайя.
Помня об этом, царь с похвалой отзывается о давних строгих порядках в Кириллове монастыре. Вспоминает царь и другую поездку в монастырь, во время которой он собирался постричься в монахи:
«…некогда случилось мне прийти в вашу пречестную обитель пречистой Богородицы и чудотворца Кирилла и как совершилось по воле провидения, по милости пречистой Богородицы и по молитвам чудотворца Кирилла, я обрел среди темных и мрачных мыслей небольшой просвет света Божия и повелел тогдашнему игумену Кириллу с некоторыми из вас, братия, тайно собраться в одной из келий, куда и сам я явился, уйдя от мирского мятежа и смятения и обратившись к вашей добродетели… И в долгой беседе я, грешный, открыл вам свое желание постричься в монахи и искушал, окаянный, вашу святость своими слабыми словами.
Вы же мне описали суровую монашескую жизнь. И когда я услышал об этой Божественной жизни, сразу же возрадовались мое скверное сердце с окаянной душою, ибо я нашел узду помощи Божьей для своего невоздержания и спасительное прибежище. С радостью я сообщил вам свое решение: если Бог даст мне постричься в благоприятное время и здоровым, совершу это не в каком-либо ином месте, а только в этой пречестной обители пречистой Богородицы, созданной чудотворцем Кириллом».
„Спасительное пристанище для душ“, „последнее светило, сияющее как солнце“, „самое пустынное место“, так пишет царь об обители, однако, имея в виду не современный монастырь, а тот, который он запомнил в юности. Эти воспоминания, затрагивающие струны его души, придали посланию поразительную искренность и горячую убежденность в своей правоте. „Надо молиться на четках не по скрижалям каменным, а по скрижалям сердец человеческих!“ — восклицает Иван Грозный.
Удивительно конкретное и образное „Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь“ 1573 года стало частью его литературного наследия. Недаром академик Д. С. Лихачев отмечал: „Это — по-настоящему русский писатель. Смелый новатор, изумительный мастер языка, то гневный, то лирически приподнятый, мастер ‚кусательного стиля, всегда принципиальный, всегда ‚самодержец всея Руси‘, пренебрегающий всякими литературными условностями ради единой цели — убедить своего читателя, воздействовать на него — таков Грозный в своих произведениях“.
«Ну ты и царь!» — в России XVII века за такие слова могли отрезать язык
«Тишайшим» царя Алексея Михайловича называли не за кроткий нрав. Это прозвание, бытовавшее еще при его жизни, означало «праведный» в превосходной степени. По царским понятиям тех времен, царь — первый праведник, для него (и его семьи) соблюдение всех молитв, постов и обрядов обязательно в первую очередь. Отразилось это и в архитектуре царского жилья: важной частью дворцов были домовые церкви, соединенные с покоями крытыми переходами.
«Избавьте меня от этих собак!»
В Храме Казанской иконы, домовой церкви своего дворца в подмосковном Коломенском, Алексей Михайлович 25 июля 1662 года слушал обедню по случаю дня рождения своей сестры Анны, когда в задние ворота государева двора, смяв стрелецкую охрану, вломилась почти пятитысячная толпа вооруженных москвичей. Царю пришлось выйти на переговоры лично. Перед этим он отослал на женскую половину дворца бояр и ближайших советников, которых хотела растерзать толпа.
Клейма «ТАТ« («тать» — вор), использовавшиеся в XVII веке. Так же выглядело и клеймо «буки» (бунтовщик)
Тогда, в 48-м, народу не хватило. Теперь они требовали «дядьку» государя, боярина Бориса Морозова, и 18-летний Алексей выходил на крыльцо и умолял народ простить боярина, и даже плакал. В этот раз царю вручили челобитную; во время разговора кто-то держал его за пуговицу на одежде, а потом кто-то из посадских «бил с ним по рукам» — с царем, к которому боялись прикоснуться первые бояре. Пока шли переговоры, на государев двор в Коломенском прибыло два полка верных государю стрельцов.
В 1648 ужас царя был в том, что стрельцы выступили на стороне восставших — их тогда тоже задел налог на соль. Царь намотал полученный опыт на ус и все эти годы прикармливал гвардию. Теперь, услышав о приходе войск, он сразу сбросил личину доброго царя-батюшки и приказал «сечь и рубить без милости». Некоторые источники передают фразу царя: «Избавьте меня от этих собак!»
Тишайший отличался бешеным нравом и в минуты гнева не сдерживал себя. В Коломенском тогда зарубили и утопили в реке от семисот до тысячи человек, повесили до 150 человек, несколько тысяч заклеймили буквой «б» на левой щеке и сослали в Сибирь.
Алексей Михайлович
Алексея Михайловича есть соблазн представлять эдаким лубочным царем, добрым бородатым мужиком в шапке Мономаха. Но человек выбивается из этого образа. Старательный и талантливый, не любивший праздности, он сделал многое для европеизации страны. Но обратной стороной его набожности была поразительная суеверность и мстительность. Алексей Михайлович был создателем первого учреждения, которое занималось государственной безопасностью: Приказа тайных дел.
Сыск, колдовство и шишка от пьянства
Штат Приказа тайных дел составлял не более 10 человек. Его возглавлял гражданский чиновник — дьяк, подконтрольный только государю. Под дьяком служили подьячие, которые могли осуществлять функции надзора: «Посылаются того приказу подьячие с послами в государства и на посольские съезды и в войну с воеводами… И те подьячие над послы и над воеводы подсматривают и царю приехав сказывают», — писал Г. Котошихин. Но Приказ был не только тайной полицией.
Туда передавались дела из других приказов, особо важные для царя. Здесь велось дело патриарха Никона; здесь же был надзор за «гранатными» (оружейными) заводами. Приказ ведал любимыми охотничьими птицами царя — соколами и кречетами, и управлял соколиными дворами на Соколиной горе в Москве.
Но, конечно, главной функцией был внутренний политический сыск. В дела приказа запрещено было посвящать бояр и думных дворян — во многом он надзирал именно за ними. Но к сыскным делам относились и дела об оскорблении государева имени, колдовстве, ведовстве, угрозе государевой жизни… В этих делах проявляется вся подозрительность и паранойя Алексея Михайловича.
Черновая переписная книга документов Приказа тайных дел — главный источник по этому учреждению — показывает, что Алексей Михайлович часто заказывал себе для чтения документы эпохи Ивана Грозного. Царь, возможно, моделировал Приказ по образцу приказов Опричного двора, то есть учреждений, ведавших делами «опричных» земель. Но сходство государей и в другом — жестокости.
Царские хоромы в Теремном дворце Московского Кремля
Еще при отце Алексея, Михаиле Федоровиче, велись «знахарские» дела. В 1638 работницы царицыной бельевой мастерской донесли на мастерицу Дарью Ламанову, что она украла ткань для государевых сорочек. В ходе следствия выяснилось, что Дарья зналась со знахаркой бабкой Настасьицей и — ужас — сыпала пепел на царицын след.
По делу привлекли в итоге пять знахарок; пока его вели, в царской семье умер малолетний сын, а за ним скончался только что родившийся. Паника нарастала, пока одни знахарки не умерли под пытками, а других не сослали; от Дарьи допытались, что пепел она сыпала, чтобы царица была к ней добра.
В такой атмосфере рос маленький Алексей, который до 5 лет по обычаю воспитывался на женской половине. Поэтому при всей набожности царь верил в колдовство, наговоры против здоровья, порчу и так далее. Известно, например, что царь часто посещал церковь св. Антипия на Колымажном дворе (сохранилась) и однажды даже положил к образу чудотворца «два зубка серебряных» — св. Антипию молились в случае зубной боли.
Храм священномученика Св. Антипия на Колымажном дворе, Москва
Докторам царь, как и большинство русских, не доверял. В его распоряжении были дорогостоящие иностранные медики, но царь даже не позволял им себя осматривать. Врачам оставалось лишь ставить диагнозы со слов придворных да рассматривать и нюхать мочу царя и членов его семьи. В последние годы, отчаявшись излечиться от повышенного давления, царь возил за собой по резиденциям целый сундук с травными снадобьями, надеясь самостоятельно найти лекарство от своих недугов.
Но вот однажды царю донесли, что коновал Лев Сергеев давал дворовому боярина Юрия Милославского, Михаилу Серебренину, «питье сосать, хмелевую шишку, завязав в плат, чтоб ему запретить от питья» (то есть чтобы отучить от пьянства). Сергеева пытали: «что тот плат с хмелем давал пить не для ль порчи?» Пытку коновал Сергеев выдержал, постоянно повторяя, что та шишка была только от пьянства, но все равно был сослан в Астрахань.
«У меня нога лучше, чем у государя царя и великого князя всея Руси!»
«Государево слово и дело!». Именно эти слова нужно было сказать, если ты знал что-то о замыслах против жизни или чести государя. Согласно законам Соборного уложения 1649 года, недоносительство по таким делам также тяжко каралось. Такой порядок поощрил массовое стукачество. А за оскорбление государя полагалась не только ссылка, но и отрезание языка.
«…Указал великий государь и бояре приговорили мурашкинскому бобылю Илюшке Поршневу за то, что он говорил про него, великого государя, непристойные слова — вырезать язык и сослать з женой и тремя детьми в Сибирь и велено ту казнь учинить при многих людях».
Какими могли быть такие «непристойные слова»? Их приводит в своей книге «Тайны выцветших строк» историк Р. Т. Пересветов:
«Государь де молодой глуп, а глядит де все изо рта у бояр, у Бориса Ивановича Морозова да у Ильи Даниловича Милославского. Они де всем владеют, и сам де государь, то все ведает и знает, да молчит, черт де у него ум отнял», — говорил мужик Савва Корепин.
«Худ государь, что не заставляет стрельцов с нами землю копать» —пожаловалася крестьянин Данило Марков, рывший траншею под надзором стрельцов. Стрельцы на него и донесли.
Дыба
«Как я не вижу сына своего перед собою, так бы де государь не видел света сего» — сказанула себе на погибель казачья женка Арина Лобода о своем сыне, не выкупленном государством из турецкого плена.
«У меня нога лучше, чем у государя царя и великого князя всея Руси Алексея Михайловича» — похвалялся недалекий боярский сын Афанасий Шепелев. Судя по тому, что записи об этих словах сохранились в описях Приказа тайных дел, наказания перечисленным гражданам избежать не удалось. Некоторые скрывались еще до начала следствия.
«Ты, Евстрат, лучше царя стал!» — похвалил своего соседа Евстрата Туленинова боярский сын Дмитрий Шмараев за то, что тот одолжил ему овса на семена. Испугавшись такой похвалы, Евстрат поспешил донести об этом воеводе, после чего Шмараеву оставалось только «сбежать безвестно». Это сейчас можно запросто сказать другу — «чувак, ну ты царишь!». При Алексее за такое полагались страшные наказания.
Казнь через повешение за ребро. Слева – “женская” казнь зарыванием в землю по пояс
«Был бы здоров государь царь и великий князь Алексей Михайлович, да я, Евтюшка, другой», — сказал тост на свадьбе соседа Евтифей Бохолдин и попал в тюрьму — как он посмел упоминать себя в одном предложении с именем государя?
Да что там, достаточно было не снять шапку при упоминании имени государя во время службы в церкви — и на тебя уже доносят. Дело завели на крестьянина Григория Шелтякова за то, что он «спал, прислонившись к стене, когда пришедший в гости к дворнику Ореху Седельнику успенский поп Иван возгласил многолетие царю. Сколько ни толкали Григория в бок и в спину, он не шевельнулся потому, что, как потом оказалось, «был пьян беспамятно».
У современников Алексея Михайловича было предостаточно поводов считать свою эпоху несчастливой. Церковный раскол. Полное солнечное затмение 1654 года, которое на Руси в обстановке разгорающейся эпидемии чумы было воспринято как страшное небесное знамение.
Но главным событием для большинства русских было объявление бессрочного сыска беглых крестьян согласно тому же Соборному уложению 1649 года. Это означало окончательное закрепление крестьян на землях их помещиков, и многие крестьяне были с таким порядком совершенно несогласны. Более того, теперь ответственность была не только на крестьянах, но и на помещиках, которые укрывали чужих крестьян. Царствование Алексея завершилось кровавой крестьянской войной.
Стеньки Разина челны
Начиная с 1649 года крестьяне бежали на Дон, туда, где царила казачья вольница. «С Дону выдачи нет» — пока еще действовало это правило, и правительство действительно не искало беглых крестьян в казачьем войске. Казаки еще нужны были для противодействия нападавшим с Юга туркам и кочевникам. Свободное казачество презирало труд и не сеяло хлеба, поэтому зависело от поставок зерна из центральных губерний. Так и жили — правительству было нужно казачье войско, а казакам — зерно.
В 50-е и 60-е Дон был переполнен крестьянами, которые в своих деревнях были самыми неустроенными и отчаянными — и решились на побег. Они составляли самую беспокойную и ненадежную часть войска и уже начали нападать на южные помещичьи земли. В 1665 году катализатором беспорядков послужила казнь. Боярин, князь Ю. А. Долгорукий казнил Ивана Разина, старшего брата Степана, за то, что Иван самовольно отпустил домой один из казачьих отрядов, находившихся под командой Долгорукого.
Портрет Степана Разина из английской книги 1672 г.
Степан под предлогом похода «за зипунами» (за любой добычей и продовольствием) взял Астрахань, казнил гарнизон, потом совершил грабительский набег на турецкие территории и в 1669 году вернулся обратно на Дон. К нему был послан с царской «милостивой грамотой» воевода князь Львов — власть надеялась еще усмирить дичающее казацкое войско.
Разин грамоту принял, сдал атаманский чубук и знамена и продолжил разбойничать на русских берегах Дона. Вскоре он уже говорил, что идет в Москву, «с бояры повидатца». Войско в несколько тысяч требовало добычи и цели, и Разин сам уже был заложником положения. К его «вольнице» стекались беглые крестьяне и разбойники. Измученное налогами, крепостным правом, польской войной население было гораздо пограбить и отомстить за тяготы.
Василий Суриков. Степан Разин. Этюд
Город Царицын сдался почти без боя. Во время взятия казаками Астрахани, пишет И. Андреев, одни защитники города «под строгим присмотром начальных людей сражались, другие протягивали разинцам руки и помогали вскарабкаться на стены». Наместника Астрахани, князя Прозоровского, столкнули с крыши. Важным актом было сожжение бумаг из воеводской избы, записей о службе и долгах.
Войско насчитывало уже больше десяти тысяч и пошло выше по Волге. Сдались Саратов и Самара; на стругах разинского войска появились «патриарх Никон» и «царевич Алексей». Самозванцы — признак настоящей крестьянской войны. К Симбирску подошло уже не казачье войско, а буйная толпа восставших посадских и крестьян, которая и была разбита регулярным войском. Восстание после этого раскинулось по всему Поволжью и по центральным районам.
Некоторые города даже после казни Разина (июнь 1671) противостояли царским войскам: так, Астрахань сдалась только в ноябре 1671. Что касается количества жертв восстания, то оно не поддается подсчету. Однако известны порядки численности казненных: англичанин, наблюдавший казни в Арзамасе, писал, что там было казнено не менее 11 тысяч человек.
Социальные результаты царствования Алексея Михайловича были чудовищны. Русскую церковь поразил раскол; одним из его последствий стало восьмилетнее Соловецкое восстание, при подавлении которого были казнены множество монахов, что произвело на русских верующих страшное впечатление. Польская война и крестьянская война Степана Разина унесли десятки тысяч жизней взрослого трудоспособного населения.