покровский история это политика опрокинутая в прошлое
Покровский история это политика опрокинутая в прошлое
Глава советского исторического фронта Михаил Николаевич Покровский (1868–1932) в действительности этих слов в этом виде не говорил. Он 22 марта 1928 года выступал с докладом «Общественные науки в СССР» на I Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научно-исследовательских учреждений. Он критиковал «буржуазно-дворянскую историографию» за то, что в этой историографии «история… ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет».
Дело в том, что длительное время история России, как, впрочем, и многих других государств, излагалась «по правлениям». Главным содержанием исторического процесса были деяния выдающихся государственных деятелей, полководцев, внешнеполитические успехи и т. п. В первую очередь освещались политические проблемы. «История есть политика прошлого, без которой нельзя понять политику настоящего», – говорил тот же М. Н. Покровский 18 ноября 1929 года в речи «Институт истории и задачи историков-марксистов».
Приписали же М. Н. Покровскому фразу, которую он критиковал. Достаточно напомнить, что вскоре после смерти историческая концепция и деятельность М. Н. Покровского подверглись суровой и несправедливой критике в связи с очередным поворотом в развитии сталинизма. М. Н. Покровского назначили «крайним».
Печально, но со своей историей очень многие важные деятели в нашей стране обращаются совершенно произвольно, в соответствии с формулой, приписываемой М. Н. Покровскому. Выглядит это довольно убого, но дает «информацию к размышлению». Хочется привести краткий курс Истории Государства Российского в изложении сатирика А. Трушкина.
Наше великое государство (пропуск, вставляется: Россия, СССР, СНГ, КЛМН, ПРСТ или как будет) образовалось после великой (пропуск, вставляется: Октябрьской, Августовской, Февральской, Мартовской, Апрельской и т. д.) революции, которая произошла под руководством партии (пропуск: коммунистов, демократов, анархистов, монархистов и т. д.) и ее великого вождя, гения всего человечества (пропуск, вставляется: Ленина, Сталина, Жириновского, Сидорова-Козьева и т. д.).
Единственный путь в светлое будущее, который указала народам России (СССР, СНГ, КЛМН, ПРСТ) партия КПСС (ДТР, КИДР, ПИДР) во главе с гением всего человечества Лениным (Ельциным, Жириновским, Сидоровым-Козьевым), – это путь всего человечества.
Мы говорим: Ленин (Ельцин, Жириновский, Сидоров-Козьев), подразумеваем партия (ДТР, ЛДП, ЛТП и т. д.)!
Единственно верный путь всего человечества основан на единственно верной экономической программе (пропуск, вставляется: 500, 1500, 1673, 2814, 5000, 1 000 000 дней)!
Сегодня, и уже навсегда, над нашей великой страной встало великое солнце великого (пропуск, вставляется: царизма, социализма, феодализма и т. д.).
Преданы забвению имена Ленина (Ельцина, Жириновского, Сидорова-Козьева).
Но вечно будут народы России (СССР, СНГ, КЛМН, ПРСТ) славить имена Ленина (Ельцина, Жириновского, Сидорова-Козьева).
Такова наша история[166].
Хуже всего приходится бедной истории, когда ее пытаются переделывать под сиюминутные интересы те или иные деятели, облеченные полномочиями. В 1997 году в Саратове отмечали 200-летие Саратовской губернии. Город даже почтил своим посещением президент РФ Б. Н. Ельцин. По трассе следования уважаемого гостя выкрасили частные дома в г. Энгельсе, через который проезжал кортеж российского президента. При этом выкрасили только ту часть домов, которую было видно из окна автомобиля. Например, ставни домов до середины сверкали новой краской, а выше оставались в «первобытном» состоянии. Вообще-то тогдашнему губернатору Д. Ф. Аяцкову объясняли, что Саратовская губерния была образована в начале 1780 года. Но губернатор посчитал, что семнадцать лет не имеют большого значения и народу нужен праздник. Самым главным было то, что губернатор Д. Ф. Аяцков в ельцинских пасьянсах по поводу вероятного преемника ходил в кандидатах в председатели правительства и очень хотел порадовать патрона.
В городе даже собирались поставить памятник Екатерине II. Но до самого смешного дело не дошло. Ведь если бы поставили памятник в 1997 году, считая, что это связано с 200-летием, то получилось бы, что Екатерина II подписала соответствующий указ через полгода после своей смерти (умерла в 1796-м). Самое удивительное во всей этой истории с историей заключается в том, что губернатор Д. Ф. Аяцков незадолго до этого обзавелся ученой степенью доктора исторических наук!
Большинству современных профессиональных историков присуще чувство ответственности, стремление представить отечественную историю объективно, c учетом всей известной совокупности фактов, которых, к сожалению, зачастую не хватает. Политики в абсолютном большинстве считают себя знатоками истории. Некоторые полагают, что их мнение по спорным историческим сюжетам является единственно правильным. В то же время очень немногие профессиональные историки (П. Н. Милюков – редкое исключение) занимались политикой и сами «делали историю».
Нельзя не поддержать позицию современного российского историка: «Историк не должен быть политиком, не должен стремиться к общественной деятельности. Историк, на мой взгляд, – это бескорыстный исследователь, не ищущий ни выгод, ни влияния, ни славы. Политическая конъюнктура преходяща, а тенденция к правде истории, поиск ее – вечны… Путеводной нитью исторической науки является не власть с ее идеологией, а историзм. Историзм – великое завоевание мысли, способствовавший усилиям по преобразованию мира… Восстанавливая подлинную историю России (и не только России), важно не только оценивать минувшие события, но и извлекать из них уроки с целью освоения наиболее приемлемых достижений прошлых поколений»[167].
Отечественную историю можно изучать, постараться понять через афоризмы, которые в концентрированном виде суммируют главное в историческом процессе. Книгу «Российская история в афоризмах» хотелось бы закончить еще одним афоризмом: «Historia est magistra vitae!», «История – это учительница жизни», – говорили древние римляне. Учиться истории никогда не поздно.
balbes92
balbes92Вестник «Красной Империи»
Журнал про Россию, СССР, мир и все остальное
««Горе побежденным», — говорили еще древние римляне. Горе побежденным означало, и означает, не только истребление побежденных или превращение их в рабов. Оно означало, и означает, что победитель пишет историю победоносной» войны, овладевает прошлым, овладевает памятью.
Джордж Орвелл, единственный, быть может, западный писатель, понявший глубинную суть советского мира, создал формулу четкую и беспощадную: тот, кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее. Но английский писатель не был первым. До него первый русский историк-марксист М. Н. Покровский утверждал: история есть политика, опрокинутая в прошлое»
Эта фраза прозвучала в докладе «Общественные науки в СССР за 10 лет» (22 марта 1928 г.), как упрек «буржуазно-дворянской историграфии» в политивизированности, идеологизированности и конъюнктурности. Его утверждение звучало так:
Современные авторы полагают, что » Покровский отталкивался от высказывания британского историка Эдварда Фримана (E. A. Freeman; 1823-1892): «История есть политика прошлого, а политика – история настоящего». («Методы исторического исследования»; 1886). В других источниках это изречение приписывается британскому историку Дж. Сили (J. Seeley, 1834-1895) »
zotych7
zotych7
Политика, опрокинутая в прошлое
Михаил Николаевич Покровский, политик-большевик и «главный» историк первого 15-летия советской власти, умер в 1932 году. При жизни он пользовался благосклонностью Ленина и его взгляды определяли развитие чуть ли не всего советского обществоведения.
Однако в эпоху зрелого сталинизма эти же взгляды были признаны главной помехой развития советской исторической науки. В 1939–1940 гг. вышли два сборника статей с разгромной критикой «школы Покровского». Второй из них («Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского») открывался статьей Емельяна Ярославского «Антимарксистские извращения “школы” М. Н. Покровского». Здесь указывалось, что под руководством Покровского «на историческом фронте подвизалась целая группа врагов народа». Они, среди прочего, учили, что «история есть политика, опрокинутая в прошлое».
С тех пор этот тезис прочно связывается с именем Покровского.
Он действительно произнес эти слова, но в сугубо критическом контексте. 22 марта 1928 года Покровский выступил на 1-й Всесоюзной конференции марксистско-ленинских учреждений с докладом «Общественные науки в СССР за 10 лет». Значительная часть доклада была посвящена русской дореволюционной историографии. Здесь говорилось:
– Все эти Чичерины, Кавелины, Ключевские, Чупровы, Петражицкие, все они непосредственно отразили определенную классовую борьбу, происходившую в течение XIX столетия в России, и, как я в одном месте выразился, история, писавшаяся этими господами, ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет [курсив мой. – К.Д.].
В другом докладе, прочитанном полтора года спустя, Покровский высказал уже свой собственный взгляд на связь между историей и политикой:
– …История есть самая политическая наука из всех существующих. История это есть политика прошлого, без которой нельзя понять политику настоящего. Попытайтесь взять любое из явлений окружающей нас действительности, и вы не поймете его без исторических корней.
(«Институт истории и задачи историков-марксистов», речь 18 ноября 1929 г. по случаю открытия Института истории при Коммунистической академии.)
Разница между обоими высказываниями очевидна: в первом случае речь идет о прямой политической ангажированности (и, стало быть, необъективности) историка, во втором – о значении истории для современной политики.
В реальности Покровский был ничуть не менее политически ангажирован, чем, скажем, Кавелин, и уж точно больше, чем его учитель Ключевский; но в теоретическом плане историк-марксист должен был отстаивать принцип объективности научного познания. Он не мог позволить себе утверждать, что «всякая история, если по-честному, есть современная история», а «достоверного прошлого не существует» (цитирую статью д. и. н. Владимира Мединского «Интересная история» в «Российской газете» от 4 июля 2017 г.).
Второе высказывание Покровского, в сущности, повторяло тезис, который обычно приписывается Эдуарду Фриману (1823–1892), профессору современной истории Оксфордского университета: «История есть политика прошлого, а политика – история настоящего».
Со ссылкой на Фримана это изречение цитировалось с конца 1870-х годов. Позднее его нередко приписывали Джону Сили (1834–1895), профессору современной истории в Кембридже.
Основные труды Фримана публиковались с конца 1860-х годов, но к этому времени приписываемый ему тезис уже не был новинкой. В 1861 году английский журналист Фрэнк Гаррисон Хилл писал:
Знакомство с современной политической жизнью бросает важный свет на политику прошлого, то есть историю, и взамен получает свет от нее.
(Рецензия на роман Оливера Уэнделла Холмса-старшего «Элзи Веннер» в журн. «The National Review», октябрь 1861)
В 1868 году в лондонском еженедельнике «Субботнее обозрение» появилась анонимная статья под заглавием «М-р. Лоу и лорд Рассел об изучении истории». Здесь говорилось:
История есть политика прошлого; политика – история настоящего. В обоих случаях полная научная определенность невозможна, и если мы будем ее дожидаться, то нам придется совершенно отказаться не только от написания или чтения исторических трудов, но также от предложений по пересмотру законов и выступлений за или против каких-либо реформ.
В том же 1868 году вышла в свет книга выдающегося немецкого историка Густава Дройзена «Очерк историки». Во вступлении, датированном маем 1858 года, Дройзен писал: «То, что сегодня – политика, завтра принадлежит истории».
Еще более раннее высказывание, почти в точности совпадающее с «формулой Фримана», содержалось в публицистической книге С. М. Мори «Англичанка в Америке» (1848). И сама книга, и ее автор ныне прочно забыты; англоязычные исследователи о ней не упоминают.
Сара Миттон Мори (1803–1849), уроженка Ливерпуля, в 1846 году совершила поездку в США и год спустя опубликовала книгу «Государственные деятели Америки в 1846 году». В предисловии к своей следующей книге «Англичанка в Америке» она защищает право женщин заниматься общественной и политической деятельностью.
«Политика в юбках!» – (…) Да, политика в юбках – и давайте спросим: «Почему бы и нет»? Каждый мыслящий человек должен интересоваться политикой, и особенно мать, давшая этой стране восемь сыновей и трех дочерей. К тому же политика есть не что иное, как история настоящего, а история не что иное, как политика прошлого. Почему же вы, обучая девочек, делаете их гораздо лучшими историками, чем мальчиков, а потом не позволяете им использовать эти знания?
Консервативный мыслитель Жозеф де Местр уже в 1811 году писал, что «история (…) есть не что иное, как практическая политика» (памятная записка «О свободе», адресованная предположительно графу Н. П. Румянцеву).
Из позднейших высказываний стоит привести афоризм из сборника немецкого писателя Зигмунда Граффа «С древа познания» (1973):
История – это политика, которую уже нельзя исправить. Политика – это история, которую еще можно исправить.
В 2004 году ведущий программы «Намедни» Леонид Парфенов заметил:
– Известно, что В. И. Ленин называл Троцкого политической проституткой.
Вскоре президент Академии российского телевидения Владимир Познер повторил это уже на Первом канале.
Дальше – больше. 26 сентября 2006 года «Коммерсантъ» предложил читателям тест «Проверьте себя на русскость». Тест, как сообщали авторы, был разработан «в помощь Федеральной миграционной службе» для оценки степени приобщенности человека к российской культуре. Одним из вопросов было: «Кто о ком сказал “политическая проститутка”»?
Люди, «приобщенные к российской культуре», должны были без запинки ответить: «Ленин о Троцком». Журналисты «Коммерсанта», конечно, сочиняли свой тест не всерьез, но все же, знаете…
Как же было на самом деле?
О «проститутках» Ильич действительно говорил часто и с видимым удовольствием: «проститутки освобожденства», «проститутки капитализма», «проститутки буржуазного либерализма», «Да разве можно с этими проститутками без протоколов конферировать?».
Однако «политической проститутки» мы у него не найдем, а по имени он назвал «проституткой» разве что Каутского, со ссылкой на немецких товарищей: «Вполне правы Фр. Меринг и Роза Люксембург, называющие Каутского за это проституткой (Mädchen für alle)».
Троцкого Ленин дважды назвал «Иудушкой» (оба раза до революции); имелся в виду щедринский Иудушка Головлев. Лев Давыдович, впрочем, не оставался в долгу и назвал Ильича «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в русском рабочем движении», добавив: «Все здание ленинизма (…) построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения». (Письмо к Н. С. Чхеидзе от 1/14 апр. 1913 г.) Это письмо, перехваченное цензурой, отыскали и напечатали в 1925 году, дабы пригвоздить троцкистов к позорному столбу.
Но вернемся к политическим проституткам. В вечернем выпуске «Правды» от 2 января 1918 года, после покушения на Ленина в Петрограде, заявлялось:
Банкиры, фабриканты, заводчики нанимают себе хулиганов, бывших сыщиков, правых эсеров, контрразведчиков, всех политических проституток.
О Троцком, разумеется, здесь речь не шла. «Политической проституткой» он был назван гораздо позже:
(З. Атлас, «Социал-фашистское и фашистское “регулирование” капитализма», в журн. «Под знаменем марксизма», 1934, № 3)
В народ это выражение пошло еще позже – после выхода на экран фильма «Ленин в Октябре» (1937). Здесь Ленин, прочитав «предательскую» статью Каменева и Зиновьева накануне октябрьского выступления большевиков, тычет пальцем в газету:
А фраза, вынесенная в заголовок этой заметки, появилась в анекдотах о Ленине. Самый колоритный из них знающие знают и так; для незнающих изложу его в пригодном для печати виде:
Умирая, Ленин просит отрезать ему причинное место и забросить подальше.
– Но зачем же? – спрашивают соратники.
Первая версия этого анекдота – без «политической проститутки» – была записана в 1930 году в дневнике Н. М. Мендельсона (опубл. в сб. «Река времен», кн. 2, 1995). Позднейшая версия могла появиться лишь после выхода на экраны «Ленина в Октябре».
Мне приходилось слышать, будто основные циклы советского анекдота сочинены на центральных киностудиях. Это, конечно, легенда; верно лишь то, что почти все эти циклы, начиная по крайней мере с 60-х годов, связаны с советским кинематографом. Любопытно, однако, что формальным поводом осуждения Алексея Каплера, сценариста фильмов «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», было «совращение малолетних и распространение антисоветских анекдотов».
Вождя революции в обоих фильмах дилогии играл Борис Щукин, причем, по свидетельству Михаила Ульянова, эта роль вырастала из вахтанговской «Принцессы Турандот», и в ней Щукин «дал волю своему комическому гению» («Возвращаясь к самому себе», 1996). С этого времени анекдотический Ленин представляется только в облике Щукина. И заключительная фраза анекдота о завещании рассказывается с непременным ленинским – а вернее, щукинским, – грассированием.
Само выражение «политические проститутки» пришло к нам с Запада. У немецких социал-демократов был в ходу его смягченный вариант «Mädchen für alle». Первоначально это означало «прислуга за всё» (исполняющая все работы по дому); потом стало обыгрываться буквальное значение этого оборота: «девушка на все услуги».
Англичане были менее стеснительны: у них выражение «политические проститутки» («political prostitutes») стало обычным на рубеже XVIII–XIX вв. Несколько десятилетий спустя этот оборот проник в стены британского парламента, а один из памфлетистов назвал «политической проституткой» лорда Пальмерстона – великого, что ни говори, государственного мужа.
Так что Троцкий оказался не в такой уж плохой компании.
Прокурор для историка
Политизация истории во имя текущих интересов никогда ни к чему хорошему не приводит
Фото: Алексей Меринов
Первый классик советской историографии, большевистский «профессор с пикой» Михаил Покровский утверждал, что история — это политика, опрокинутая в прошлое. Для нынешнего времени Покровский не авторитет — он был сокрушен еще Сталиным, которому были нужны не вульгарно-марксистские рассуждения об Александре Невском как агенте новгородского торгового капитала, а имперско-советская история, где в пантеон великих героев входят Невский с Донским вместе с Лениным и самим генералиссимусом. Понятно, что сталинский подход был не менее политизированным, чем концепция Покровского — равно как и в современной России история неразрывно связана с политикой. Отсюда и скандальные ситуации, в которых оказываются историки, идущие не в ногу с последними политическими веяниями.
Примером может служить защита докторской диссертации питерского историка Кирилла Александрова, состоявшаяся в феврале. Сейчас диссертационные темы привлекают общественное внимание преимущественно в связи с плагиатом, когда чиновники и политики, администраторы от науки и судьи становятся кандидатами и докторами, заменив в работах своих предшественников мясо на шоколад или Северный Кавказ на Северо-Запад. Однако Александров меньше всего напоминает клиента «Диссернета» — самостоятельность его исследований и научную значимость открытых им источников не оспаривают даже его оппоненты.
Дело в теме работы Александрова: «Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России 1943–1946 гг.». По сути, это история власовской армии. Одна из основных идей работы заключается в том, что на решение многих власовцев перейти на сторону противника повлияли массовые репрессии, свидетелями, а иногда и жертвами которых они были. Понятно, что если у человека раскулачивают брата, или расстреливают отца, или даже он становится случайным свидетелем жестокого раскулачивания, то это не повышает его лояльность к правящему режиму. Другое дело, что и в этом случае выбор носит индивидуальный характер — многие дети кулаков стали героями войны. Но были и другие факты, которые и приводит в своей работе Александров.
Другая особенность диссертации — отношение к власовцам как к живым людям, а не к плакатным врагам народа. Подход Александрова близок к солженицынской позиции по этому же вопросу, за что Солженицына советская пропаганда и прозвала «литературным власовцем». Что, кстати, на тот момент было весьма эффективно: отношение к персоне Власова в России вряд ли когда-нибудь изменится. Теперь Солженицын официально причислен к классикам, «Архипелаг ГУЛАГ» включен в школьную программу, но цитирование «власовских» страниц из этой книги может повлечь за собой прокурорское вмешательство. Именно такой — человеческий, а не пропагандистский — подход и вызвал жесткое неприятие, вплоть до попытки инициировать уголовное дело.
История с диссертацией Александрова имеет свое продолжение — пост директора Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) покинул Сергей Мироненко. Формально в этих историях нет ничего общего — Мироненко исполнилось 65 лет, а в этом возрасте руководители госструктур, как правило, уходят на заслуженный отдых. Да и отставка носит почетный характер — теперь уже бывший директор остался научным руководителем архива (он является известным историком, автором многих научных работ). Однако формулировка «как правило» предусматривает исключения, причем на практике достаточно многочисленные. Но в данном случае Мироненко, возглавлявший архив с 1992 года, был уволен.
И это неудивительно — в прошлом году его подверг критике министр Владимир Мединский. Тогда ГАРФ разместил на сайте материалы, доказывающие, что подвига 28 героев-панфиловцев в том виде, как о нем говорится в учебниках и популярной литературе, не было. Точнее говоря, подвиг был, но всей панфиловской дивизии, которая встала насмерть, закрыв противнику дорогу к Москве. Но именно эта история была придумана, до чего докопалась военная прокуратура еще в сталинское время. Тогда материалы расследования положили под сукно, не желая ломать уже привычную легенду. В перестроечные годы тема снова стала актуальной — один из «двадцати восьми», Иван Добробабин, стал настаивать на возвращении ему звания Героя Советского Союза, которого он был лишен за то, что после плена служил в немецкой полиции. Тогда военные прокуроры вновь рассмотрели дело — и пришли к тем же выводам, что их предшественники за четыре десятилетия до этого.
И вот сейчас тема панфиловцев вновь оказалась в центре общественного внимания. В нынешнем году планируется выход на экраны фильма «Двадцать восемь панфиловцев», на который министерство культуры выделило грант в размере 30 млн рублей. Такую же сумму собрали россияне методом краудфандинга, что свидетельствует о преобладающих в настоящее время общественных настроениях. Люди сейчас хотят слышать рассказы о славной и великой истории, вне зависимости от того, насколько они соответствуют фактам. Хочется получить простые ответы на сложные вопросы, которые показывали бы, что «мы» правы, а «они» нет. Более сложные конструкции психологически неудобны и инстинктивно отвергаются.
И в эту идиллию вдруг вторгается историк, напоминающий о неудобных подробностях. Причем Мироненко не просто обнародовал документы, но еще и выступал с комментариями по поводу исторических фальсификаций. Это и не понравилось министру, который потребовал от своего подчиненного «не давать собственных оценок архивным документам». А это уже напоминало заявление о неполном служебном соответствии, после чего отставка была только вопросом времени.
Истории, происшедшие с Александровым и Мироненко, принуждают историков к двоемыслию. Нечто подобное уже было в советское время, когда государство осудило книгу Александра Некрича «22 июня 1941 г.», в которой рассказывалось о неподготовленности Красной армии к войне. Было это в 1965 году, когда новое, брежневское руководство страны решило табуировать сталинскую тему, запретив обсуждение острых и неудобных тем. Выдвигались даже неофициальные объяснения такой позиции: не надо раскалывать общество и обижать фронтовиков (хотя многие из них весьма критично относились к «вождю народов»), а хрущевская оттепель в этой логике ослабила страну, причем в условиях «холодной войны». И надо сказать, что тогда общество в большинстве своем не возражало, а то и приветствовало подобный курс.
В результате книга Некрича (боевого офицера, гвардии капитана, кавалера двух орденов Красной Звезды) была запрещена, а ее автора исключили из КПСС, а затем вынудили к эмиграции. В течение двух последующих десятилетий до читателей доходили только дистиллированные, проверенные цензурой и прошедшие самоцензуру исторические труды. Строились огромные мемориалы, снимались грандиозные фильмы с участием в массовках тысяч солдат. В школах проходили военно-патриотические уроки, исторические учебники и массовая литература прославляли подвиг советских солдат, а неудобные темы либо полностью игнорировались, либо преподносились в препарированном виде. Дело доходило до анекдотических сюжетов — например про одного из сподвижников Власова, генерала Трухина, даже в пропагандистской книге нельзя было писать, что он занимал пост зам. начальника штаба фронта (пришлось «понизить» до негенеральской должности зам. начальника штаба армии). Нельзя было раскрывать страшную тайну другого, бригадного комиссара Жиленкова, — что тот был секретарем райкома партии (приходилось писать «работал в райкоме», а кем именно, читатель должен был домысливать сам).
И каков результат? Как только цензурные рамки были ослаблены, именно потребители идеологически верной продукции стали нести всякую чушь типа «проиграли бы войну, пиво пили бы баварское». Советский опыт свидетельствует о том, что политизация истории во имя текущих интересов никогда ни к чему хорошему не приводит. Попытки защитить неприкосновенность мифов приводит к ответной «иконоборческой» реакции, к историческому нигилизму. Не хотелось бы, чтобы история развивалась по кругу — надо же когда-то учиться на ошибках прошлого.
Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий